так можно сойти. Захотелось быстрее наверх. Один лист лежал под руками, видимо последнее, над чем работал особист. К листу канцелярской скрепкой прикреплена четвертинка. Зотов поднес огонек ближе и прочитал:
Начальнику Особого отдела, Твердовскому Присмотритесь к бойцам , проходившим службу в 113 стрелковой дивизии Западного фронта. По имеющимся данным часть из них завербована немцами и внедрена в партизанское движение с целью организации террористических актов. Буд ь те осторожны , э то безжалостные и крайне опасные люди. С уважением, доброжелатель.
Такс, анонимочка. Хорошее дело. Подача несколько странная, без пафоса, казенным языком, сухая и точная, как оперативная информация. Обычный колхозник так не напишет. Ниже кляузы подпись другим почерком:
Принять в разработку
Зотов выбрал наугад тетрадку и сверил почерк. Многозначительная фраза «Принять в разработку»оставлена Твердовским, тот же наклон, та же угловатая «о», та же «р» с хвостиком-завитком. На большом листе одна запись:
22.04.42. Отправлены запросы по 113 дивизии в отряды «Пламя», «им. Чапаева», «им. Калинина», «Большевик», «Смерть фаш. оккупантам», бригаду Сабурова. Жду ответа. Интересная картина вырисовывается.«Да какая картина?» – чуть не заорал Зотов. Ну почему, почему больше ничего нет? Круг замкнулся. Сто тринадцатая дивизия! На ум пришел разговор с партизаном Иваном Крючковым, сразу после убийства Твердовского. Он был вызван особистом именно по делу сто тринадцатой дивизии, и к Зотову у лейтенанта какой-то важный разговор назревал. Эх Олежек-Олег. С чего начали, к тому и пришли. Вспоминай, вспоминай… Аверин из сто тринадцатой дивизии? Нет, в удостоверении значится сорок пятая стрелковая дивизия пятой армии. Ммм… да, Киевский особый. Не то, совершенно не то… Черт!
Зотов сгреб бумаги Твердовского в кучу, все до клочка. Потом разберемся. Заглянул под стол, простучал стены, поковырял финкой пол. Ничего, пусто. Будет время, надо вернуться и осмотреть еще раз. Хотя нет, опасно в таком виде все оставлять. Он прихватил архив и поднялся наверх. Анька с Антониной пили чай.
– Нашли? – вымучено улыбнулась хозяйка.
– Нашел, – Зотов продемонстрировал кипу листов.
– Чаю морковного хотите? Я сразу растерялась, не предложила, дурная голова. А может поесть? Картошка сварилась, уж не побрезгуйте.
– Спасибо, хозяюшка, но в другой раз, мы торопимся. Еще раз большое спасибо, вы нам очень помогли, – Зотов шагнул к двери. – И да, из подвала все лишнее лучше убрать. Будет спокойней.
– Уберу, сейчас же уберу!
–Всего доброго, – прежде чем выйти, Зотов обернулся на печь. Кусочек рафинада исчез.
В отряд вернулись к обеду. Зотов был апатичен и вял, поход в Глинное только добавил вопросов. Хотелось бросить все и поднять лапки вверх, сдаться, повесить смерти Твердовского, Малыгинаи остальных на Аверина, и плевать на все нестыковки и несуразности. Война все спишет. Иначе измучаешься сам и измучишь людей. А они не железные. Карпин и тот, вроде двужильный, сильно сдал и осунулся за последние дни.
– Товарищ командир с полчаса назад прибегал, велел, как появитесь, сразу к нему. Аж подпрыгивал, – буркнул хмурый часовой на подходах к партизанскому лагерю.
Зотов велел своим отдыхать и ускорил шаг. Чего это Федорыч всполошился?
Марков, нервно расхаживающий возле штабной землянки, накинулся коршуном и затащил внутрь.
– Виктор Палыч, Виктор Палыч…
– Да успокойтесь, товарищ командир.
– Успокоишься тут! Разве навечно, – лицо Маркова покрылось испариной, губы дрожали. – Я в Центр насчет Аверина отрадировал в шесть утра…
– Отличная работа!
– Спасибо… Тьфу! Вы дослушайте, Виктор Петрович! Ответ пришел!
– Пф, – поперхнулся Зотов. Не могло этого быть! Ну никак не мог громоздкий бюрократический аппарат обернуться за шесть часов! Сказка, небывальщина, миф!
– Тут такое, тут такое… – Марков, весь надувшись от напряжения и эмоций, сунул текст ответа с Большой земли. – Читайте!
