бы уже разбирались с твоими страхами и смущениями. Думаю, после полулитра морошковой браги проблема решилась бы сама собой.
Я прыснула, уткнувшись лицом в его плечо.
— Сааш, мне бы, наверное, имеет смысл переместиться в свою палату…. А то завтра персонал будет… мягко говоря, шокирован.
Он только усмехнулся, нежно обняв меня ещё крепче.
— Ага, сейчас, — сказал он, его голос был наполнен решимостью. — Так я тебя и отпустил. Чтоб ты опять закрылась от меня? Нет уж, моя красавица, больше я такой ошибки не совершу. Ты слишком много думаешь, когда остаёшься в одиночестве. От этого все беды! — внезапно он зашипел от боли.
— Саша! — вскрикнула я, приподнимаясь, когда увидела, как он дернулся. — Твоя рука!
В этот момент моя собственная боль неожиданно пронзила голову, словно её прострелило. Я зажмурилась, пытаясь справиться с внезапной волной, и рухнула обратно на подушки, едва сдерживая слезы.
— Мда… — Саша вздохнул, чуть усмехнувшись, хотя на лице всё ещё читалась боль. — Два инвалида. Похоже, Лучик, долгожданный отпуск будет дольше, чем нам обоим хотелось бы.
Я молча кивнула, смеясь и плача одновременно, пытаясь улечься так, чтобы нам обоим было хоть немного удобнее на узкой больничной кровати. Это оказалось почти невозможным, но мне было всё равно — главное, что он рядом. Я чувствовала его тепло, его руки, и это было лучше любых слов.
Несколько минут мы лежали в тишине, слушая дыхание друг друга. Но внутри меня всё же оставался один вопрос, который не давал покоя.
— Что будет дальше? — тихо спросила я, решившись нарушить это спокойствие.
— Что будет дальше? — Саша слегка шевельнулся, как будто сам размышляя над этим вопросом. — Сначала вернёмся в Москву, потом полетим в Германию. Алла уже завершает переговоры. Нам обоим нужно восстанавливаться, солнце моё.
Я хотела кивнуть, но вдруг вспомнила о том, что меня тревожило.
— Саша… у меня нет загранпаспорта… — призналась я, понимая, что это может стать проблемой.
— Уже есть, — мягко ответил он, с лёгкой улыбкой, погладив меня по щеке. — Ну, точнее, почти есть. Осталась формальность — фото. За полдня всё сделаем. Визу тоже выдадут быстро, мы ведь едем на лечение.
— Ты всё предусмотрел, да? — я чуть засмеялась, удивляясь тому, как он всегда всё контролировал, даже когда сам был на грани.
— Не все… Лучик… не все. Не такое планировал я возвращение. Совсем не такое.
— И какое же? — я тихонько поцеловала его в губы, стараясь успокоить.
— Я хотел сказать тебе, что люблю тебя в самолете, когда мы бы возвращались домой. И ехать из аэропорта не в твою кошачью нору, как вы с Владом ее зовете, а к нам домой. В наш дом, Лучик. А потом улететь с тобой к морю…. И там уже окольцевать окончательно…. А получилось…. Я едва не убил тебя, Лучик!
— Саша… в этом нет твоей вины… Этого никто не мог предугадать!
— Но наша работа предполагает риск, — перебил он, его голос стал резким, словно он не мог простить себе случившегося. — Я потащил тебя в тайгу! Это была моя идея, моё решение.
Я сжала его руки, пытаясь донести до него, что он не виноват.
— Саша, — твёрдо сказала я, глядя прямо в его глаза. — Я выросла в тайге! Я всю жизнь в тайге! В три года я уже собирала клюкву на болотах и провалилась под воду — меня тогда вытащил отец! С тех пор я знаю, как ходить по болотам. В пять лет меня укусила гадюка, и мама оказала первую помощь. С тех пор я обхожу змей за три метра! В десять я отравилась грибами — теперь я их распознаю на нюх! В шестнадцать меня подрал рысёнок — мне потом уколы от бешенства кололи!
Он смотрел на меня, удивлённый и потрясённый тем, что я говорила. Я же продолжала, голос становился всё твёрже.
— Моя мама была опытным геологом, и она много раз уходила в леса, — добавила я. — Но умерла она не в тайге. Она умерла от банального перитонита! Её убил не лес, не тайга! Её убило то, что в чёртовых деревнях по всей России нет больниц. И дорог к ним тоже нет!
Саша молчал, переваривая мои слова. Я видела, как гнев и вина постепенно уступали место пониманию.
— И отец…. — я вздохнула. — Ты прости меня…. То, что я сказала тебе в Новый год…. Это было…. отвратительно. Саша, во мне говорила злость. Злость маленькой и глупой девочки, иррациональная, капризная. Обида на отца настолько отравила мне жизнь, что одно упоминание и напоминание о нем вызывало ярость. Я знаю, что ты хотел понять меня, мне бы быть за это благодарной…. А я…. прости меня.
— Лучик, — он обнял меня и прижал к груди, — твой отец спас наши жизни, понимаешь ты это или нет? Твой отец и твоя мама. Четыре жизни, Лучик! Если бы они не научили тебя выживать… Миша и я…. да, мы знаем как действовать зимой в лесу — но мы были не в состоянии ничего сделать. Паша… он едва не сломался. Мы бы замерзли там, в вертолете.
Его голос стал немного мягче, и на лице мелькнула лёгкая усмешка.
— Нодья… Пашка и слова-то такого никогда не слышал, — усмехнулся он. — А ты, мышка, когда ушла за едой, Миша сказал, что если выживет, то отобьёт тебя у меня.
Я засмеялась сквозь слёзы, качая головой. В этот момент Саша казался таким родным, таким близким. Все эти переживания, страхи и сомнения таяли, оставляя только тепло.
— Да-да, помню…. Нефтяная компания…. Слушай заманчивое предложение, однако….
— Мышка, ты как рот свой откроешь, как пропишешь ему разок — у него резко желания жениться поубавиться. Знаешь, сколько раз мне хотелось тебе по заднице дать?
— И что же тебя останавливало, любимый?
— Исключительно правила приличия, любимая.
Мы снова замолчали. Где-то за окном свистел холодный северный ветер, снова мела метель, но рядом с Сашей мне было тепло и уютно, даже на больничной кровати.
— Саш…. А Влад не против… ну если я к вам перееду?
Саша вдруг громко,
