Весела Костадинова
Я. Не. Жертва
Часть 1. Падение. 1
Середина декабря принесла с собой метели и ветра, которые пробирали до костей. Поднимая хлопья снега, ветер кидал его в лица прохожих, заставляя тех ежится и скрывать лица под теплыми шарфами, заметал машины и дороги, вызывая частые аварии авто и травмы у пешеходов. Город просто утонул в снегах и холоде, встал в ожидании более спокойной погоды.
Я вбежала во холл химического факультета и выдохнула с облегчением, вытирая мокрое от снега лицо и растирая замерзшие щеки.
Часы в холле пробили 8 часов и заставили меня крепко чертыхнуться — на лекцию по физике я все-таки опоздала, не смотря на то, что от остановки до университета летела как ненормальная, рискуя переломать себе все конечности.
Вот опять я нарвусь на пару ласковых от физика, что совсем не добавляло мне хорошего настроения.
Сдав пуховик, уже не особо спеша, я пошла поднялась на третий этаж корпуса и медленно побрела по длинному коридору, оттягивая неизменную встречу. Хотелось что-то придумать, чтобы избежать колких и колючих слов преподавателя, с его холодным голосом и ледяными глазами.
Тихо, тихо, милая, — мысленно умоляла я двери аудитории, чтобы они не скрипели, открываясь.
Пятницкий Геннадий Иванович что-то увлеченно рассказывал у доски, рисуя свои уравнения и у меня появился шанс проскочить незаметно.
Но не в этот раз. Двери раскрылись с предательским скрипом на весь зал и все те немногие головы, кому посчастливилось попасть на лекцию в этот буран, повернулись в мою сторону.
По залу прошла волна веселья, мои сокурсники уже приготовились к очередной серии сериала: кто кого доведет до кондрашки первым. И в этот раз я была не в фаворе.
— Так, так, так, Соколова, — сильный голос Пятницкого прогремел на всю аудиторию. — Вы, я так понимаю, в очередной раз заблудились в трех зданиях? Может вам подарить карту города?
Вот хоть раз бы промолчал!
Ладно, ты сам напросился.
Я обернулась к нему и низко-низко поклонилась по старо-славянскому обычаю.
— Ой ты гой еси, ты наставник мой
Ты наставник мой, родный батюшка, — бодро начала я
— Ты за что про что так коришь меня?
Не повинна я в опоздании!
Аудитория замерла, предчувствуя шоу. Голубые глаза физика от удивления стали еще больше, чем обычно, а брови поползли вверх.
— Как на мосту да на Калиновом
Злое идолище поганое
На меня свитском рассвиталося
Да палочкою размахалося, — продолжала я звонко на всю аудиторию, не обращая внимания на осторожные первые смешки с парт.
— Дескать я одна виноватая, — я картинно прижала руку к груди, и сделала скорбные глазки, —
Что столкнулися два автобуса,
Мерседес подмял жигуленочка
И икарус со всеми колесами!
Смех звучал все громче, даже губы несгибаемого Пятницкого начали подрагивать.
— Как бежала я, сквозь бело полюшко,
Да к тебе, родный батюшка,
Не спеши казнить свою студенточку,
А дозволь занять место теплое!
Сложнее всего было не расхохотаться самой и закруглить спектакль на той же ноте, что и начала. Трудно было это сделать, когда уже все в аудитории давились со смеху.
Пятницкий смотрел на меня, опираясь на стол и скрестив руки на груди. Лицо его было каменным, но в глазах тоже плескался смех. Он покачал головой и показал глазами на парты.
— Садись, Соколова, тебе бы на помосте выступать, а не учится там, где мозги нужны….. — он тоже не остался в долгу. — Так, гаврики, спектакль закончен, вернемся к нашим баранам, то есть к формулам.
Тихо переведя дыхание, я поспешила к подруге, сидящей на втором ряду парт.
— Ну ты даешь, Лель, — прошептала Ксюха, подвигаясь и уступая мне больше места. — Вы с Пятницким в своем репертуаре, но сегодня ты превзошла себя.
— Сама в шоке, — буркнула я, бросая сумку на место.
— Как экзамен сдавать планируешь?
— На тройку, большее мне в любом случае не светит, так что стараться?
Подруга хотела сказать еще что-то, но Пятницкий развернулся и в упор посмотрел на нас, заставив обеих прикусить язык. Не знаю, как Ксю, а я свой закусила до крови. Лучше уж сейчас больше не провоцировать — достаточно на сегодня.
Когда год назад Геннадий Иванович первый раз вошел в аудиторию, среди женской части пронесся вздох восхищения: высокий, подтянутый и худощавый, с красивым аристократичным лицом, светлый шатен с голубыми, пронзительными глазами, он показался многим отличным объектом для флирта. Вот только мы, 20-летние студентки тогда еще третьего курса, наверняка казались ему малолетними куклами, о чем он четко нас и проинформировал, обрезав поползновения некоторых на корню. Ни флирт, ни демонстрации прелестей, ни круглые глазки и невинный вид не возымели никакого эффекта. Обломав о него зубки и коготочки, наши красавицы, как и множество девушек до них, смирились с сим фактом и оставили человека в покое. Более того, нам всем сейчас меньше всего хотелось попадать ему на глаза или, не дай бог, на острый, холодный язык — одной, двумя фразами он мог довести любого до слез или до кипения.
Мне в этом плане не везло больше других. К сожалению, еще в прошлом году я умудрилась испоганить отношения с Пятницким так, что на что-то выше тройки претендовать не могла, даже если бы получила Нобелевскую премию по физике. А по сему, по зрелому размышлению, решила особо не стараться, и уделить время тем предметам, которые были для меня действительно важны.
Прозвеневший звонок вывел меня из малоприятных дум. Зашумела аудитория звуками закрывающихся тетрадей и учебников, отодвигаемых стульев, голосами студентов.
Мы с Ксюхой покинули зал одними из первых, стремясь выглядеть спокойно, чтоб наш уход не выглядел постыдным бегством.
— Ты пойдешь сегодня на лабораторную работу? — спросила Ксюха, напоминая, что вечером могла бы быть еще одна встреча с «родным батюшкой».
— Нет, — я подтянула сумку на плече, — нужно маму навестить, а ты же знаешь, время посещения строго ограничено, — я поморщилась, мне всегда было нелегко говорить на эту тему.
— Ну ты можешь пойти хотя бы на начало, а потом отпроситься….
— Нет, — повторила я, — не хочу никому ничего говорить, тем более Пятницкому. До встречи с мамой посижу в кафе с Ритой.
Лицо Ксюхи перекосило, как от уксуса — две мои лучшие подруги терпеть друг друга не могли. И, положа руку на сердце, Ритка в этом была виновата больше. Яркая красавица-шатенка не терпела простых людей, таких, как Ксюха, с
