рассчитывая для начала растрепать веревки.
* * *
Утренний свет не мог соперничать с огненным заревом над рекой. Когда солнце показалось над горизонтом, Ксеркс уже видел языки пламени, взметнувшиеся выше кораблей. Он слышал крики людей, оказавшихся в этой печи. Многие прыгали в воду, надеясь добраться до берега вплавь.
Сидя верхом на боевом коне, Ксеркс с отчаянием взирал на гибнущие в пламени надежды. Восковое лицо Артабаза, тоже сидевшего верхом, потемнело от гнева. Греки, всегда греки. Конь Ксеркса попытался склонить голову и пощипать травку у реки, но царь еще крепче сжал поводья, не находя слов, чтобы выразить свою ярость.
– Разве мы не можем атаковать их? – спросил Ксеркс, и даже для его уха это прозвучало слабо и жалобно.
Он откашлялся и попробовал снова.
– Просто скажи, куда мне идти. Я знаю, увидев меня, они сплотятся. Мы еще можем восстановить флот.
– Опять? И какой в этом смысл? – пробормотал Артабаз.
Ксеркс даже моргнул от удивления: он не ослышался? Артабаз всегда был образцовым военачальником, почтительным и спокойным. Но зрелище горящих кораблей вывело его из равновесия.
– Что ты сказал?
– Я имел в виду, великий царь, что они позаботились обо всем и подожгли корабли по обе стороны реки. Килевые балки и ребра перекроют реку на годы. Восстановить флот невозможно, по крайней мере сейчас.
Ксеркс кивнул, как будто всего лишь выслушал обычный отчет, а не приговор его надеждам. Он попытался скрыть полыхнувшую жаром панику. Лучше, чем кто-либо другой, лучше даже, чем сам Артабаз, царь знал, что народы империи не допустят еще одной попытки. Он довел до нищеты царей и до смерти – тысячи рабов. Цена в золоте и крови, непосильная даже для империи, разоряла Персию – от Марафона до Фермопил и Платеев. И вот это – последний бросок кости. Огненная полоса, соперничавшая с солнцем, была концом.
Ксеркс снова прочистил горло, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. Но руки дрожали, и с этим он не мог ничего поделать.
– Можем ли мы увидеть врага?
Артабаз устало покачал головой:
– Их корабли на плаву. Даже если мы их увидим, сделать ничего уже не сможем.
И снова непривычная нота. В устах кого-то другого это могло бы показаться дерзостью. Великий царь нахмурился, но Артабаз не спешился, чтобы пасть ниц, как сделал бы в другое время. Требовать же демонстрации покорности и почитания было бы с его стороны проявлением слабости.
Артабаз махнул рукой в сторону реки. В свете пламени были видны греческие корабли, пытавшиеся пройти по середине русла. Он видел, как экипажи поднимают на веревках ведра и поливают палубу – на тот случай, если разлетающиеся в утреннем воздухе золотистые искры упадут на нее. Суда наверняка бы сгорели, если бы на них вспыхнул пожар. Но рассчитывать на это не приходилось.
Артабаз потер подбородок тыльной стороной ладони и пристальнее посмотрел на реку.
– Великий царь… – начал он, – мы подняли наши полки, как только загорелись первые корабли. Тогда я еще надеялся спасти их. Однако никакой массовой высадки не произошло. Это больше похоже на…
Издалека донесся звук рога, и полководец выругался и развернул коня. Ксеркс хотел спросить, что происходит, но Артабаз даже не стал его слушать. Свистнув командирам, он протянул руку в направлении главного лагеря.
– Это отвлекающий маневр! Они позади нас.
– Что происходит? – рявкнул, не выдержав, Ксеркс.
Артабаз с видимым усилием взял себя в руки.
– Великий царь, греки пытаются отвлечь нас, сжигая наши корабли. Нам нужно вернуться в лагерь. Нельзя терять ни мгновения. Пожалуйста, великий царь, поезжай со мной.
Ксеркс стиснул зубы и резко кивнул:
– Хорошо, Артабаз. Веди нас в бой.
* * *
Эту шеренгу щитов Перикл знал так же хорошо, как лицо своего друга. Для наступления на главный лагерь Кимон собрал всех гоплитов флота, и Перикл с замиранием сердца наблюдал, как шесть тысяч сияющих золотом воинов гонят перед собой все, что встречается на пути. Копья снова блеснули на солнце, и он вдруг понял, что его могут насадить на одно из них.
– Эй! Здесь пленные! – закричал он, показывая, что в руках ничего нет. – Пленные греки!
К счастью, его услышали. Услышали за топотом тысяч ног и лязгом оружия. Шеренга разомкнулась; строй обтекал его с двух сторон, как камень в реке. Перикл попросил нож, и один из гоплитов остановился и быстро перерезал веревки на руках Лаодеса. К тому времени все пленники проснулись и встали, кроме одного, который плохо понимал, что происходит, и его поддерживал товарищ.
– Где Кимон? Зенон? Анаксагор? Эпикл? – Перикл выкрикивал имена, получая проклятия и болезненные тычки от своих же соотечественников.
Люди настроились сражаться, и он им только мешал. За короткое время его прокляли столько раз, сколько не проклинали за всю жизнь. Тоже урок, подумал Перикл и рассмеялся.
– Перикл! – раздался голос слева.
Кимон шел с лучшими воинами союза в окружении дюжины посыльных, одним из которых был Зенон. Они радостно поприветствовали друг друга.
– Он самый, – ответил Перикл.
– Так ты сын Ксантиппа? – спросил стоявший рядом Лаодес.
Перикл кивнул.
– Твой отец был хорошим человеком. Для меня это большая честь, – сказал Лаодес, потирая запястья.
– Все отцы – хорошие люди, – ответил Перикл.
– Если бы так, – вздохнул Лаодес. – Тем не менее я рад. Если бы мне нашли копье и щит, я был бы очень благодарен.
Долетевшие до них звуки боя заставили гоплитов поторопиться, и Периклу снова пришлось идти против течения, за что он получил новую порцию проклятий. Красный от смущения, он все же добрался до Кимона.
– А вот и я – и все еще живой.
Кимон кивнул:
– Я сжег их корабли. Если пощиплем их здесь, повернемся и встретим остальных.
Оглядев друга, он покачал головой:
– У тебя нет ни щита, ни доспехов. Возвращайся на корабль. Там Анаксагор с Эпиклом. Вчера оба получили ранения.
– Пытаешься спасти меня?
– Просто объясняю. В любом случае со мной тебе оставаться нельзя.
– Дай мне свой копис, – сказал Перикл. – Буду с тобой. Как на Скиросе и Кипре.
Кимон прикусил губу, но протянул копис и перевел взгляд на стоящего рядом Лаодеса.
– Я видел, как тебя однажды били плетью. За воровство? Нет, за нападение на командира?
Перикл оглянулся и с удивлением обнаружил, что Лаодес смутился, как любой мальчишка в присутствии человека, к которому испытывает глубочайшее почтение.
– Да, куриос, все так. В свою защиту скажу, что он был настоящей скотиной.
Кимон протянул руку и снял меч с пояса одного из гоплитов. Гоплит не протестовал, но пристально посмотрел на того, кому передали его оружие.
Лаодес поклонился,
