— Вот я и говорю! — Я хлопнула Борьку по шее. — Не слушай их вообще!
— Кстати, а чего это тебя так вырядили? — Зверюга скосила на меня глаза. — Нет чтобы на праздник платьице какое прикупить?
— Они здесь только топоры покупают, — вздохнула я и, демонстративно игнорируя Никиту, поинтересовалась у шлепающего рядом Змея: — Кстати, а куда ехать, чтобы записаться на участие в гонке века?
Афанасий с умным видом почесал затянутый в черную ткань череп и взглянул на Ника. Тот промолчал, зато на мой вопрос ответил Борька:
— Наверное, вам надо к той площади, на которой сейчас давка — яблоку негде упасть. Мужиков — прорва!
И, не дожидаясь благодарности, свернул в ближайший переулок.
Прорва — слово, употребленное Борькой в описании того, что творилось на этой площади, — не шло ни в какое сравнение с тем, что здесь на самом деле происходило. Как на довольно небольшом пятачке, окруженном домами, могло поместиться столько людей и лошадей, я так и не поняла. На ум пришло сравнение, что если бы я вдруг решила спрыгнуть с какой-нибудь крыши, то смогла бы, совершенно не напрягаясь, прогуляться по головам находящихся тут людей.
При детальном рассмотрении я разглядела две очереди. В одной — хмурого вида шамахане (и не только) медленно продвигались к стоявшему на самодельном возвышении бойкому старичку, который время от времени что-то выкрикивал и записывал в длиннющий свиток. В другой — те же шамахане (и не только) шли к другому бойкому старичку и уходили уже в компании с конягами.
Ник повозился и, привстав в стременах, прокомментировал:
— Судя по всему, нам надо сначала попасть к тому, кто записывает, а потом к тому, кто выдает жеребцов.
— В смысле? — Борька резко затормозил, едва не налетев на последнего в очереди на запись бедолагу. Тот недовольно покосился на нас, но промолчал, зато Борька молчать не стал: — А вам что, стесняюсь спросить, меня уже мало стало? Решили обменять меня, МЕНЯ! на молчаливого и послушного? Хотите получить раба, а не друга и советчика?
Я уже было открыла рот, чтобы объяснить этому «голосу совести», для чего мы здесь, но тут стоявший перед нами мужичок развернулся и, распахнув глаза так широко, что они стали почти круглыми, тоненько завопил:
— Говорящий тулпар! Говорящий тулпар! Пророчество сбывается!
Не знаю, как произошло это чудо, но стоявшие перед нами люди вдруг расступились, образуя довольно широкую, а главное, прямую дорожку к заветному писцу, чем и не преминул воспользоваться наш «говорящий тулпар». Гордо вскинув голову, он лихо потрусил вперед и вскоре остановился перед старцем со свитком.
— Ну че, бабай! Привез я вам избранного в фонд помощи вашей луноликой. Кто из этих двоих, гм… троих — не скажу. Так что записывай всех — не ошибешься. И не благодари. Что мне от вашей благодарности? А вот мешок овса и торбочку яблок принять не откажусь!
Старик после такого заявления пожевал седые усы и, решив не опускаться до общения с жеребцом, пусть даже говорящим, посмотрел на меня.
— Имя.
— Васи… — начала было я и замолчала, вовремя вспомнив, что Василиса в качестве имени не годится для бравого джигита из клана воинов нинь-дзя. — Василь ибн Еремей.
Старик ничуть не удивился такому заковыристому имени и перевел тусклый взгляд на Ника.
— Никита Заречный, — отрапортовал тот и кивнул на замершего рядом Змея. — И Афанасий Подгорный.
Змей вытянулся в струнку, подтверждая гордое право так называться.
Старик с тихим скрипом вывел пером черную вязь наших имен и указал куда-то вбок.
— Если у вас есть лошадь, можете завтра использовать ее, или можете взять тех, что предоставил всем участникам байги наш великий, многомудрый, солнцеподобный шах. — И, намекая, что разговор с нами закончен, рявкнул: — Следующий! С говорящими конями подходить через одного!
Вскоре мы подъезжали к караван-сараю, удобно покачиваясь каждый на своем скакуне. В довесок к Борьке нам под расписку выдали еще двух лошадей, черных как смоль. К счастью, молчаливых, но Борька так успел их допечь болтовней о «прекрасном дне», что, я подозреваю, очень скоро и они обретут способность говорить, и первым их словом будет далеко не «мама».
Пристроив наших тулпаров в конюшню, мы проследили, чтобы им насыпали овса, дали воды, а затем с чистой совестью направились к себе на чердак.
В караван-сарае по-прежнему было многолюдно, но суеты и недовольства больше не было. Хозяин, дабы не упускать выгоду, разместил всех, кому не досталось комнаты, прямо в холле. Теперь весь пол был устлан потертыми коврами, на которых, подсунув под бока подушки и пуская в воздух кольца сладковатого дыма, восседали довольные мужчины, рядом с которыми спали, ели, пили чай, переговаривались и ругались не менее довольные женщины.
Шагая вслед за спутниками мимо лежбища довольных жизнью шамахан, я невольно подумала, что иногда очень даже неплохо притвориться мужчиной. Пусть тощим и невысоким, но… Ни у кого из сидевших в этом зале не возникло желания ущипнуть меня за филейные части тела или дернуть за волосы, как утром. Наоборот! Многие провожали нас уважительными взглядами и даже вяло старались отползти, дабы не мешаться на пути у таинственных воинов нинь-дзя.
Но еще более приятный сюрприз меня ждал, когда мы поднялись на чердак и остановились у нашей совершенно целой двери.
— Оперативно сработано!
— Что именно? — тут же уточнил Змей, как и я непонимающе таращась на дверь.
— Ах да! Ты же пропустил все самое интересное! — сочувствующе вздохнул Ник. Растолкав нас, он подошел к двери и, распахнув ее, первым шагнул в наше пристанище. — Принцесса вспомнила о присущей ей капризности и решила выломать дверь. К счастью, ей это не удалось, и я, уходя, просто повесил дверь на место.
Ах так?! Значит, нашел крайнюю?!
Я мило улыбнулась таращившемуся на меня, как на какое-то чудо, Змею и, пожав плечами, шагнула в полумрак чердака.
— А я думаю, что ты что-то путаешь! Эта дверь была настолько старой, что попросту слетела с петель, когда я осторожно попыталась ее за собой закрыть!
— А косяк повело тоже от твоего бережного обращения с чужим имуществом? — хмыкнул в ответ Никита и уселся на ковер, по-шамахански скрестив ноги. — Мм… кажется, нам принесли ужин!
— Ужин? — удивилась я, во все глаза разглядывая пустой ковер. Даже остатков обеда на нем не наблюдалось.
— Ой, свет моих очей! — раздалось у меня за спиной.
Я едва успела отпрыгнуть, как к Нику, едва не сбив меня с ног, на крейсерской скорости промаршировала уже знакомая нам толстуха. Зейнаб! Давно не виделись! Не переставая строить Никите глазки, она поставила рядом с ним поднос, доверху наполненный всевозможными диковинными фруктами и яствами, и уселась напротив.
— Кушай, кушай, дорогой!
