ими уплачиваться с радостью и постоянной беспредельной признательностью Августейшему Монарху, избавившему их от тяжкого бремени».
Относительно монеты. Городское сословие полагало принять шведский риксдалер. Прочие три сословия высказались напротив за русский серебряный рубль, как основную монету края (Hufvudmynt) во всех денежных делах.
Мнение это было так мотивировано: «в виду того что в Финляндии не существует национального банка, и потому следует принять одну из иностранных монет, сословия находят, что при настоящем положении вещей за основную монету должна быть принята русская серебряная монета, под тем же наименованием, как и во всей Империи, т. е. металлический рубль, подразделенный на 100 копеек». Сообразно с сим и в отношении к прежней шведской монете стоимость серебряного рубля исчислена на сейме в 33 шилинга 7 рондштюков шведского банка.
Приняв основную монетную единицу, сейм находил что как рубль, так и его подразделения должны иметь в Финляндии обращение и силу во всякой торговле, в счетах, актах и условиях как частных, так и казенных, которые и должны на будущее время писаться в рублях и копейках. Медной монете предположено обращение в стоимости равной ассигнационному рублю. В случае недостатка серебряных рублей предполагалось предоставить при уплате податей вносить кредитными билетами по среднему петербургскому курсу за минувший год. Три сословия, кроме дворянского, полагали что и шведская монета должна быть принимаема при расчетах с казной. Для расчетов же между частными лицами по обязательствам, три сословия кроме духовенства признали возможным, за неимением серебряных рублей, производить расчет тою монетой, на которую написаны обязательства.
Сословия считали кроме того делом «величайшей важности» учреждение национального банка. Для этого требовался основной капитал в 2 мил. серебряных рублей. Его испрашивали от щедрот Императора Александра из русского государственного казначейства. Если бы такая сумма предоставлена быть не могла, то просили 1 мил. сер. рублей, с тем, чтобы он дан был: а) на 20 лет без процентов, и б) уплачивался бы частями в неопределенные сроки из платежа 3°/о интереса в год. В поддержку банка чины просили уступить навсегда: или доход от гербовой бумаги (Charta sigillata afgiften) и долю казны во всех денежных пенях (saköres midlen), как предложили дворяне и крестьяне, или налог известный под именем замкового (slottshjelp, на содержание королевского дворца) — согласно предложению духовенства и горожан. В пользу же банка сейм просил предоставить: а) все остатки и превышения вообще в казенных доходах над расходами, и б) прибыли от учетной операции, для которой проектировалась особая контора.
Сеймовые чины этим не ограничивались. Остановясь на рубле как на основной монетной единице (Едва ли, впрочем, они и могли остановиться на чем-нибудь другом), они «желали и просили», чтобы под надзором банка предоставлено было чеканить монету страны (du pays) без платежа за то какой-либо пошлины (sans payer quelque intérêt pour cela). Далее они «желали и просили», чтобы подразделения рубля имели на одной стороне герб великого княжества финляндского, а на другой надпись стоимости, в 50, 25, 20, 15, 10. и 5 коп.; на каком языке? — это высказано не было. Что касается до полного рубля, то по проекту он должен был иметь на одной стороне упомянутый герб, а на другой надпись стоимости: 1 рубль. — «Но чтобы сохранить навсегда память о несравненном и милосердом Покровителе, сословия всенижайше испрашивали дозволения банку чеканить на другой стороне (?) рублей, при всех будущих правительствах, медальон Александра I (lé buste) с латинскою надписью, которая возвещала бы самому отдаленному потомству признательность народа за великие благодеяния, которыми он воспользовался по милости В. В-ва. Учреждение национального банка всегда будет считаться в их числе».
Но и этими почтительными и благодарными желаниями, цель коих была стать в независимое от России положение на русский счет, боргоские деятели не удовлетворялись. Они испрашивали еще, в видах обеспечить банк в его независимом существовании, а народ в его собственности, чтобы Император Александр милостиво удостоил принять банк под свое высокое покровительство, а также утвердить, притом за себя и за преемников, все испрашиваемые ему права и преимущества. Заявлялось между прочим и ходатайство, чтобы банк управлялся исключительно сеймом и его уполномоченными, имея сообразно с тем и наименование Банка земских чинов Финляндии. «Впрочем, продолжал Де-Геер с товарищами, так как банк без сомнения может быть учрежден лишь по окончании войны, и его учреждение вполне зависит от усмотрения В. В-ва и от Вашего милостивого соизволения на предлагаемый сословиями основной капитал и другие источники, то они не нашли соответственным (convenable) входить, в настоящее время в суждения о будущем управлении банка и о законах, к тому относящихся. Сословия осмеливаются однако всенижайше повергнуть на разрешение В. В-ва, не удостоите-ли по заключении мира созвать земские чины, или дозволить законно избранным их представителям собраться в Або (как проектировали духовенство и горожане), или же согласно с мнением дворянства и крестьян в каком-нибудь другом городе Финляндии, который В. В-во могли бы назначить для местонахождения банка». Эти уполномоченные обсудили бы его устройство, администрацию и т. д.
Что из всех этих предположений и ходатайств боргоского сейма Император Александр признал возможным исполнить, — будет видно из последующего. Следует лишь пояснить, что все разрешения последовали уже без участия сейма, по непосредственному усмотрению петербургского правительства.
ГЛABA XXIV. Сейм в Борго
I. 3акрытие
Император Александр обещал прибыть лично на закрытие сейма. Де-Геер повторил об этом просьбу и получил от Сперанского повторительное уверение. В конце июня, когда обозначилось, что затянувшиеся занятия сейма приближаются к концу, определено было и время торжественного закрытия. Государь назначил выехать из Петербурга 4-го июля (старого стиля), 5-го быть в Ловизе, где и ночевать, а 6-го въехать в Борго. 7-го должно было состояться закрытие, и в тот же день Император Александр имел намерение отбыть или в Або, или обратно в Петербург. Сперанский писал Де-Гееру, что если дворянство намерено дать Е. В-ву бал, то он будет принят 6-го, т.-е. в день въезда в город.
Перед отъездом из Петербурга Сперанский испросил повеление министру Гурьеву отпустить на непредвиденные расходы по сейму еще 10.000 р., в виду вероятно сомнений Де-Геера в том, чтобы он мог обойтись отпущенными 100.000 р. Впоследствии однако эти 10 тыс. руб. были возвращены в кабинет, так как нужды в них будто бы не представилось. В действительности, впрочем, нужда была очень большая и этих 10.000 было далеко недостаточно. Де-Геер передержал, сверх ста тысяч, еще 29.887 р., которые и просил отпустить для уплаты долгов, обязуясь представить, как в прежних, так и в
