Господи, и чем я думал?
Я опускаю взгляд на лист бумаги в пальцах Вики.
Так и есть.
Мой иск. Я доставал его в квартире Кристины в чертово воскресенье — и даже на некоторое время оставлял без присмотра. И первый его лист оказалось легко снять на телефон… И распечатать.
Какая все-таки продуманная стерва…
Вряд ли она ожидала разрыва помолвки, но точно собиралась использовать этот компромат по назначению — она ведь не очень обрадовалась моей идее.
А сейчас — она еще и выглядит этакой благородной кобылицей в белом пальто.
— Вик… — тихо начинаю я, и запинаюсь. Что тут скажешь? Что это не мое? Что это подделка? Да тут даже подпись моя — размашистая, витиеватая, которую сложно взять и скопировать. Да — подделать можно. Но не так уж просто… И за вечер не состряпаешь.
— Значит, хочешь забрать у меня мою дочь, да, Ветров? — Вика все так же смотрит мимо, будто и не со мной разговаривая, а с урной для бумаг.
— Хотел, — автоматически поправляю я, и это — именно то, чего делать не стоило.
А может — и стоило…
Все равно соврать ей сейчас я бы просто не смог.
И так слишком во многом виновен, чтобы еще и усугублять свою вину. Хотел. И по всей видимости, судьба очень хочет, чтобы я за это желание ответил…
— Только «хотел», значит, — сжав в кулаке бумажку с копией иска, произносит Вика, — что ж, это в корне меняет дело. И я тебе, конечно, верю… Как же иначе?
Я не думал, что мне будет так страшно. Только от того, что моя бывшая жена будет сидеть в трех шагах от меня, бледная и разъяренная, не поднимающая взгляда — возможно, потому, что именно от него меня и хватит инфаркт. Но сейчас мне — именно так.
— Вик, может, ты позволишь мне объяснить?
Я спрашиваю это без особенной надежды. И соответственно своим ожиданиям получаю едва заметное отрицательное покачивание головой. Правильно… Я бы тоже не позволил.
— Тебе было мало, что ты лишил меня будущего, да? — в каждом слове Вики концентрированная боль, такая — что уже сейчас хочется найти пистолет и застрелиться, чтобы избавить мир от такой конченой сволочи как я. — Ты решил отнять у меня и Маруську? Ты всегда хочешь забрать все одному себе, и никак иначе?
И все-таки как же проще было бы, если бы она сейчас меня ударила, сорвалась, чем-нибудь швырнула. Нет. Она даже не плачет — ни единой слезинки нет на бледных щеках, хотя глаза и красные.
— Что ж, по-хорошему мы не нашли общего языка, — Вика встает, и я наконец-то вижу её взгляд — ледяной, промораживающий насквозь и глядящий сквозь меня, будто я — несущественная деталь в картине мира, — значит, мы с тобой будем только по-плохому, Ветров.
Я даже не успеваю прикинуть, о чем это она… Достаточно уже того, что это ни разу не шутка.
Вика уходит.
Так же как и Кристина — огибая меня по дуге. Шарахнувшись как от прокаженного, когда я пытаюсь к ней потянуться, чтобы задержать.
Мне не остается ничего.
Ни-че-го. Абсолютно!
Никуда она со мной не поедет. Ничего уже не будет обсуждать.
И как все это исправить? Вот это все, вместе с тем, что я уже сделал?
Господи, вот умею же я натворить…
Конец
