— Па, может, расскажешь, что у вас творится? — спросила я однажды у браслета, устав от безвестности и помня о прослушке. — И с чего вообще всё началось? И чего от вас ждать?
Браслет гордо промолчал, а я почувствовала себя глупо. Но да попытка — не пытка… И, поползав по палате, я выпила успокоительное и легла спать. Чтобы проснуться посреди ночи от чужого присутствия. И чужого взгляда. Нечисть во мне сонно встрепенулась, впервые подав признаки жизни. И сообщив, что опасности нет. Свои.
Сев, я протерла глаза и изумленно вытаращилась на незваного гостя. Гоша, здоровый и цветущий до черной зависти, в расстегнутой лыжной куртке сидел на стуле, вытянув ноги, и рассеянно таращился в окно. Вот уж кого не ожидала, того не ожидала… Думала, поправлюсь — найду сама и стрясу всё, что хочу знать. В конце концов, имею право…
— П-привет… — просипела растерянно и нервно поправила повязку. И натянула до плеч одеяло, пряча не то ночнушку, не то собственные непрезентабельные кости.
— Доброй ночи, Уля, — он улыбнулся, но посмотрел с жалостью. С такой жалостью, что…
— С-стукну!.. — ощерилась уязвлено.
— А если я полетать хочу? — весело прищурился. — С шестнадцатого этажа и так — пять раз?
Я недоверчиво подняла брови и рефлекторно пережала правый локтевой сгиб, но… Тишина и ни капли силы. И будить нельзя — пока не устоялся блок на темном «угле», чтобы не проснулся следом.
— Твое… счастье — не могу, — я нервно дернула плечом. — Пока.
— Тогда отложим и мои полеты, и твою тундру до выздоровления, — бодро предложил наблюдатель и, повозившись, вытащил из заднего кармана джинсов знакомый шнур, пояснив: — А пока отдам долги и отблагодарю за помощь. Давай руку. Левую.
— И сердце до кучи? — буркнула, глядя на шнур. Давняя мечта, но… — Гош… уже не надо. Всё равно… — и кашлянула. Говорить больно.
— Пусть будет, — и он посмотрел проницательно. — Темный «уголь» уснул, но ты будешь иногда пользоваться тьмой, не так ли? Пусть будет. С разрешением легче. И маскироваться не надо, и не схватят за руку, и не привлекут. Сколько лет ты живешь с этим страхом, Уля?
Я отвела глаза и молча протянула руку. Оттого, что этот человек за несколько недель так хорошо меня узнал, стало неуютно. Да, пусть будет… Индивидуальное разрешение легло на кожу тройным крестом — и гора с плеч. И если опять встанет вопрос жизни и смерти, и придется срывать блок… А спрашивать о том, откуда он знает про спящие «угли», бессмысленно. Наблюдатель на то и наблюдатель.
— А от сердца я не откажусь, кстати… Доброе сердце светлой ведьмы и работе, и в жизни лишним не бывает. Важный компонент и в ритуалах, и…
Молча показала фигу. Гоша в ответ, ухмыльнувшись, — мою «метелку». Бронзовый амулет сверкнул в слабом свете ночника и спрятался в кулаке. У меня от возмущения прорезался голос:
— А ну, верни!.. Моя!.. — и закашлялась. Горло прострелило болью, и зачесались шрамы.
— Уже нет, — он встал, налил воды и протянул мне стакан, пояснив: — Я его… изменил. Перепрограммировал с перепуга. Теперь пытаюсь освоить.
— И… как? — поинтересовалась ядовито и уткнулась в стакан с водой. Морщась, выпила мелкими глотками.
— Плохо, — ночной гость поджал губы, качнул головой и сел на стул. — Сколько ты училась полетам?
— Пять лет… учеба и стажировка. Потом еще год… с инструктором… В лучшем случае год. Потом еще год… испытательный. А потом — права. Что? — заметила удивленный взгляд. — Это… не машина и земля. Это… риск. Надо небо изучить, направление ветров… к сопротивлению воздуха… привыкнуть. Погоду предугадывать… летать и бурю, и в снегопад, и дождь, и на разных… высотах. Плюс… маневры. Посадка. Воздух — не земля, не удержит. Даже меня.
Это была самая длинная за три «сознательные» недели тирада, и я, кашляя, опять приникла к стакану с водой.
— Можешь научить? Ты летаешь — как дышишь, — и добавил: — Амулет слушается, я проверял.
Я посмотрела на него задумчиво и оценивающе. Тени на небритом худощавом лице и любопытный взгляд из-под темной челки — светло-серый, но уже не пугающе белый. Пламя, похоже, потухло, как и предрекал мастер Сим, но частичка стихийной силы наверняка осталась, поэтому и амулет, который обычно мужчинам в руки не дается, слушается. Плюс он ненормальный, а небо — не для слабонервных. И если одолел старые страхи…
— Соглашайся, — Гоша, похоже, сегодня решил поиграть на всех моих болевых точках, — взамен расскажу много интересного и отвечу на любые вопросы. Начну прямо сейчас, а продолжу по дороге.
— По какой… дороге? — меня затерзали смутные сомненья. Тундра, да. И шутка показалась очень реальной. Он ведь не из тех, кто бросает слова на ветер, и кто его знает…
— В небо, — наблюдатель легкомысленно улыбнулся, встал и бесцеремонно залез в шкаф. — Одежда есть? Есть. Собирайся. Ты здесь чахнешь, гниешь и высыхаешь. Смотреть больно. Тебе нужно на воздух. И на дело. Совместишь полезное с полезным — быстрее поправишься.
— Нельзя же…
В небо — с ним?.. Нет! Без магии я чувствую себя уязвимой, и сесть на одну «метлу» с тем, кто толком не умеет летать?.. Нет! И, кстати, иммунитета у меня сейчас тоже нет, и любой сквозняк или переохлаждение чреваты.
— И когда тебя это останавливало?
Риторический вопрос… Я тоскливо посмотрела в окно, и лицо защипал морозный воздух, наполняя головокружительной свежестью легкие, делая тяжелое тело невесомым. Я закрыла глаза и увидела. Бескрайнее серебро заснеженных полей, близкую улыбчивую луну и глубокую вечность чернильного неба. И шум ветра в ушах, и свобода в каждом вдохе… И, открыв глаза, обнаружила себя у шкафа с «лыжниками» в руках. И… поняла.
— Это запрещенный прием, Гош!.. — возмущенно вскинула на него глаза.
Иллюзия, зримая до дрожи, наполняла душную палату морозной свежестью и звала в дорогу. Настойчиво. Безостановочно. Отчаянно. И я безотчетно хватала ртом воздух, как… Как?..
— Дыши, Ульяна, — он подмигнул и протянул мне свитер. — Дыши, ты же воздух.
Я уронила комбинезон. Голос… Почему я не вспомнила его сразу?.. Потому что он говорил не один. Потому что вмешивались другие, вторя и перебивая. Однако…
— Ты! — я неловко перешагнула через «лыжники» и поковыляла на наблюдателя. Тот отчего-то попятился. — Ты… иллюзионист чертов! А ну, отвечай… как ты это сделал! Иллюзией можно… убить, но не заставить… дышать, если… нечем!
И остро вспомнилось то, что инстинкт самосохранения мудро запрятал подальше. Острая сталь у горла. Клокочущая боль в груди от каждого вдоха. Пузыри крови на губах. Отекающие от «жучиного» яда легкие и липкие комки слизи в горле и носоглотке. Мне нечем было дышать.
Ночной гость, в прямом смысле загнанный в угол, поозирался, вздохнул, посмотрел на меня и негромко объяснил:
— Иллюзии не только обманывают или убивают, Уля. Иллюзии открывают неизвестные возможности, новые таланты и забытые способности. Главное — заставить объект поверить в то, что он может. Ты поверила. Ты всегда умела дышать кожей, я только напомнил об этом. Простейший… фокус. Ловкость мысли и никакого обмана.
