— Конечно, — согласился Гоша. — Как недонечисть ты очень любопытный объект.
— Ты еще диплом по мне… напиши! — обиделась я.
— И напишу, — пообещал он серьезно. — Уже начал. Вот, материал собира…
Я не выдержала и кинула в него подушкой. Гоша поймал «снаряд» и положил на постель. И улыбнулся:
— Уля, я пошутил. Что за мания — швыряться в людей… или людьми?
— Зато доходчиво, — проворчала, дернув плечом. — Что?
— Не хочу уходить, а пора, — огорошил неожиданным и вдруг пожаловался: — Зачет завтра, то есть сегодня, по классификации и свойствам нечисти, а я тут… — и вздохнул, потянувшись: — Полжизни из-за мыслеформы в архивах проторчал, и теперь учиться — вообще не… А к наблюдателям обратно не хочу, надоели до смерти… — сморщился: — А Динара Сафиулловна — зверь.
Я глянула на его сурово-обиженную мину и сипло засмеялась.
— Ладно, Ульянка, — он встал, наклонился и поцеловал меня в щеку. — Отдыхай. Выживу после зачетов — загляну. Или, — и снова взял меня за подбородок, — будешь бояться?
— Сам ты… боишься, — отозвалась я весело и состроила «жучиные» глаза. — А кто я, кстати, а?
— Ведьма, — усмехнулся. — Ненормальная, беспокойная… но всё равно нравишься. Но об этом, — Гоша отошел и накинул куртку, — мы поговорим в другой раз. Пожелай мне удачи и ложись спать. Светает.
И верно… Я отвернулась к окну всего на секунду, а Гоша уже обулся и был таков, только тихо скрипнула, закрываясь, дверь. Я поглазела на стенку, улыбаясь неизвестно чему, и легла спать. Поправила подушку, завернулась в одеяло и посмотрела в окно.
Седое утро осыпалось крупными хлопьями снега и заглядывало в палату хмурыми сумерками. Я подложила под щеку ладонь и закрыла глаза, проваливаясь в сон, в котором — впервые и наверняка, уверена, — не будет ни жертвоприношений, ни стекленеющих глаз Раяны, ни кровавого оскала обновленной хуфии, ни стальных пальцев «жука». И я улыбнулась.
Меня снова ждал ночной полет. Лунный снег. Ветер в лицо. Жизнь в каждом вдохе. И крепкая дружеская рука, удерживающая от падения… в пропасть тусклого настоящего.
А еще я вот-вот выпишусь и…
