1898 года Филиппины стали территорией США.
Тем временем государства, производящие сахар, нанимали все больше европейцев, чтобы уравновесить приток азиатских, полинезийских или афрокарибских рабочих. В Луизиане каждый год в конце XIX века на тростниковые поля прибывали примерно шестьдесят тысяч сицилийцев, к которым присоединялись меньшие группы самых разных наций8. На Гавайи в поисках работы прибыло 25–30 тысяч человек, причисленных к «белой расе». Но самый радикальный метод управления иммиграцией применила Куба, желавшая защитить «испанскость» страны. С 1882 по 1898 год она привлекла свыше полумиллиона испанских иммигрантов, часто даже обеспечивая им финансовую поддержку, а в последующие двадцать пять лет на остров прибыли еще 750 тысяч человек. Такой приток белого населения во многом поддержал «европейский» облик Кубы, но не избавил ее от нехватки рабочих рук, поскольку к началу XX века лишь 40 % мигрантов оставались на острове9. Иммигранты в основном прибывали из испанской Галисии, Астурии и с Канарских островов, но среди них были и тысячи людей из Польши, Украины, Италии, Турции и Сирии.
Правительство Доминиканы, где американские компании управляли большими фермами сахарного тростника, пыталось остановить приток рабочих из Гаити и Вест-Индии, принимая законы о бродяжничестве, заставлявшие доминиканцев работать на плантациях. Они также стремились привлечь работников из Пуэрто-Рико, считавшихся испанцами, и даже пытались вербовать рабочих из Индии. Но их усилия были напрасны, поскольку число прибывающих вест-индийских рабочих только увеличивалось и продолжало расти после 1912 года даже несмотря на то, что всем иммигрантам, за исключением «белых», приходилось обращаться за разрешением о въезде в страну.
Сахарная промышленность повсеместно обходила и штрафы за незаконный ввоз рабочих, и непомерно высокие цены на иммиграционные разрешения для гаитян и вест-индийцев. Конечно, иногда мигрантов из Вест-Индии задерживали в порту, но они могли легко этого избежать, высадившись на любой другой части побережья. Точно так же десятки тысяч гаитян, не имевших официального разрешения на въезд в Доминиканскую Республику, пересекали весьма условную границу, пролегавшую по острову. В 1916 году США на несколько лет оккупировали Доминикану, и она перешла под управление военной администрации, которая немедленно отменила все ограничивающие правила, связанные с миграцией, поддержав тем самым сахарную промышленность10.
Рафаэль Трухильо, диктатор Доминиканы с 1930 по 1961 год, погибший в результате покушения (говорили, что от рук ЦРУ), вел двойную игру: он позволил использовать в сахарной отрасли дешевый труд гаитян и в то же время разделил свою страну на «мулатов» и «людей испанского происхождения». В 1936 году на встрече с гаитянским коллегой, во время которой оба президента заверяли друг друга в вечной дружбе и сотрудничестве, Трухильо согласовал границу между государствами, а затем отправил в приграничные районы солдат, устроивших там геноцид, убив пятнадцать тысяч этнических гаитян. Так диктатор подчеркнул «испанский» характер своей республики. В то же время проведенная им милитаризация пограничья, как ни цинично это прозвучит, пошла на пользу экономике: с ее помощью удалось отловить гаитянских иммигрантов, не имевших документов, и направить их в сахарные поместья11.
Наконец, в дни Первой мировой войны, когда возникла нехватка рабочих рук, на тростниковые поля Кубы прибывали и афрокарибцы. Примерно 180 тысяч работников прибыли на остров из Республики Гаити, которая с 1915 по 1929 год находилась под оккупацией США. К ним присоединились еще 140 тысяч человек из Британской Вест-Индии, по большей части с Ямайки – и все они искали, где заработать денег после того, как в 1914 году был окончательно достроен Панамский канал12. Многие из них попадали в гавань Сантьяго-де-Куба, города на восточной оконечности острова, который находился всего в нескольких сотнях километров от Гаити и Ямайки, но были и те, кто высаживался без всяких документов на кубинском восточном побережье13. Кроме того, тысячи мигрантов приезжали со всех стран Карибского бассейна, а десять тысяч человек прибыли из Китая – на этот конкретный случай «Закон об исключении китайцев» не распространялся. Всех их считали рабочими второго сорта и платили по минимуму14.
В то же время в европейской сельской местности стремительный рост населения привел к тому, что появились миллионы ферм, слишком маленьких для того, чтобы с их помощью заработать на жизнь, и миллионы деревенских рабочих, вообще не имевших никакой земли. Сезонная сельскохозяйственная и трудовая миграция на свекловичные поля позволяла крестьянам сохранять свою землю и порой даже расширять свою собственность. В Саксонию прибыли тысячи рабочих из перенаселенных сельских областей в Польше и Галиции. Условия, в которых они трудились, были не лучше, чем у сезонных рабочих на Кубе. Они не имели права менять нанимателя, а кроме того, закон обязывал их после сбора урожая вернуться на родину. Надзор за ними осуществлялся посредством документов, удостоверяющих личность, где приводились их имена и имена их нанимателей. На свекловичных полях трудились в основном женщины, работавшие в группах под присмотром мужчины15.
Рабочие из фламандской глубинки, находившейся в глубокой нищете, отправлялись на свекловичные поля в соседнюю северную Францию16. Им приходилось работать по тринадцать-четырнадцать часов в день и спать в конюшнях, но за такую работу они могли получить в пять раз больше денег, чем на фермах во Фландрии. Мужчины брали с собой женщин и детей, пренебрегая законом об обязательном образовании, и школы пустовали. Счастливчики получали работу на свеклосахарных заводах, позволяющую подняться по социальной лестнице, хотя в сезон сбора урожая им тоже приходилось работать по восемнадцать часов17. Если устроиться на хорошо оплачиваемую работу не получалось, то семьи, трудившиеся на свекловичных полях, искали счастья за океаном, как только получалось накопить немного денег и купить билет на корабль. Благодаря дешевым пароходным рейсам европейцы из нищих сел и деревень добирались даже до Среднего Запада США, где многие из них впоследствии осели18.
Если в индустриальных обществах рабочим позволяли объединяться в профсоюзы, зачастую улучшающие условия труда, то в областях, где выращивали сахарный тростник, угнетение только усиливалось, поскольку бремя снижения цен на сахар на мировом рынке колониальная буржуазия перекладывала на плечи тружеников полей. Рабочие, которых нанимали по кабальным договорам, не имели никакого права протестовать против тех тягот, с которыми им пришлось столкнуться после кризиса 1884 года. Например, на Гавайях наниматели в ответ на снижение цен на сахар перестали оплачивать проезд на кораблях для своих японских работников, заключавших с ними кабальные договоры19. Даже из тех, кто не попадал в кабалу, многих угнетали неформально – так было на Яве, на филиппинском острове Негрос и в Луизиане с ее жутким расовым притеснением. Кое-где даже вновь появлялось рабство – например, в Мексике,
