а восприятие — напрямую зависит от развитости сознания.
Маркер этой развитости — точка равновесия, которую я сейчас ищу.
Её движение изменяет восприятие реального, но нужна она мне сейчас лишь как место приложения силы.
Я не хочу ничего менять в себе. Я хочу «качнуть» сознание, освежить его сцепки с нитями и тенями, глубже ощутить то, что я есть.
Если центр равновесия сознания сильно смещён относительно грудины влево или вправо, сознание перекашивает.
Если вправо — перед нами тот, кто готов изменять мир и себя уже ради самого изменения, течь, как песок сквозь пальцы. Это путь учёных.
Влево — и ты поклонник самобытия каждой пылинки. Веер, раскрытый ветром интуиции.
Вправо — числа и линии, влево — предчувствия и связи. Но, как и в зеркале, жизнь будет вправо, а влево — смерть.
Не ходи за мной.
Обычный человек — глух и к миру мёртвых, и к миру живых связей. Он слышит только себя.
Влево ему больно от чуткости к живому, вправо — он теряет социальный облик.
Теперь осторожно.
Вытягиваю восприятие из стазиса, раскачиваю точку истинного равновесия, превращая сознание в маятник.
Сначала, на паузе дыхания, собираюсь в едином усилии, чтобы сместить проекцию точки назад и устремиться вперёд вместе с выдохом.
Странное и страшное усилие, пьющее сердечные токи.
Всё в груди замирает, тянет запоздалой болью, но инерция уже гонит маятник.
И… ещё раз. Назад, выдох… И уже легче.
Амплитуда растёт, сознание расширяется, «я» покидаю корабль, выплёскиваясь в пространство. Раскачиваюсь, сливаясь с ним.
В эти минуты я — это и есть Вселенная.
Маятник бросает «меня» в бездну вакуума. Дыхание становится поверхностным: миг, и я уже не понимаю, дышу ли вообще?
«Персефона» вибрирует, готовая нестись вместе со мной. Это моё изменившееся личное время выливается в реал предстартовой дрожью.
Скоро, девочка, скоро. Пространство не может быть пределом для сознания. Все пределы лежат внутри нас.
Кьясна. По дороге к архиву
— Да, господин инспектор, обязательно, господин инспектор, — отвечаю на автомате.
Необходимые распоряжения давно отданы. Гостиницы, совещательные залы… Завтрак там, ужин здесь.
Энрек таки вмешался.
Разоблачил мои коварные планы и предложил провести обычный протокольный визит. Суженный в рамках эпидемии, но всё-таки вполне официальный.
Мерис был вынужден согласиться, Кьясна — не наша планета, условия здесь выдвигаем не мы.
Я утвердил в администрате Кьясны программу инспекторского пребывания, согласовал все возможные контакты.
Нет, Адам Джастин прибыл, конечно, не в роли инспектора. Он — гость, но гость остепенённый. И по протоколу ему положены встречи, которых я не люблю. Много людей — много вариантов покушения.
И вот теперь я следую схеме официального дружеского визита: закрепление связей, возможные деловые схемы.
Энрек косится, но подыгрывает.
В его глазах я читаю желание отправиться вместе с инспектором в пещеры и чуть заметно мотаю головой. Мерис прибьёт, он писал мне об этом три раза.
Энрек недоуменно поводит плечами. Я тоже не знаю, отчего вдруг такое недоверие, и сочувственно молчу.
Инспектор не видит, как мы с Котом обмениваемся жестами и гримасами, он любуется окрестностями.
Мы летим над дэлем на гражданской обзорной платформе. Энрек любезно подвязался как устроитель экскурсий.
Иногда он тревожно оглядывается: его беспокоят дикие запахи дэля. Я зверей не боюсь, только людей.
Энрек не знает, что десятью километрами выше над нами барражируют шлюпки. Две пары.
В первой паре на ведущей двойке Рос, во второй — Дерен. В одну шлюпку этих двоих сажать бессмысленно: парни решают сверхзадачи принципиально разными способами.
Я не смотрю вверх, но ощущаю своих так ясно, словно шлюпки кружат прямо над головой.
Я перестраховался, но мне всё равно неспокойно.
А ещё я с трудом терплю инспектора. Всё в нём кажется чужим, и даже запах оседает во рту металлом.
Хатт…
— …В каких облаках ты витаешь, Агжей?
— Я обо всём распорядился, господин инспектор.
Он поворачивается ко мне, и я делаю полшага назад, у меня и так уже чувство, что нажевался гвоздей.
Энрек скалится. Ему весело и душно. Он так и не привык к влажной кьяснинской жаре.
— Мне говорили, что где-то здесь живёт твоя дочь?
— Да, господин инспектор.
Кулаки наливаются сталью. Не надо говорить мне про Пуговицу. Одно моё неловкое движение, и этот разговор совсем не туда заведёт.
Энрек не успеет, он стоит в трёх с половиной метрах и смотрит в другую сторону.
Это минимум полторы секунды: повернуть голову, сообразить, прыгнуть на перехват.
Он в курсе, что я напряжён, но не знает причин и, в общем и целом, доверяет мне. Настолько, насколько он вообще способен доверять двуногим.
Хайбор внутри него знает: двуногие — коварный народ. Минутная блажь, и человек уже летит с километровой высоты в пропасть.
Инспектор и иннеркрайт полагают, что упасть им помешает защитный периметр, но я знаю, что помешает он только Энреку.
На Адаме Джастине армейская защитная сетка, основанная на эффекте домагнитного напряжения, а барьер простой, субатомный. Возникнет рекстаз, по-простому «завязка», и инспектор будет продавлен через защитное поле полем своей же защиты.
Хорошо, если его не порвёт на части. Но и от падения с такой высоты разбалансированный доспех не спасёт.
Я не думаю об этом, мои мысли легко прочесть. Я просто знаю.
Энрек стучит ногой по платформе, словно бы проверяя её на прочность. Он нюхом чует натяжение нитей причинности.
Иннеркрайт смотрит вверх, потом на меня. Догадался.
Я отвечаю глазами: «Да, всё верно, там наши». Он нервно кивает. Визит инспектора и без меня достаточно нервная штука.
Почему инспектор спросил про дочку?
Ненависть наплывает горячей пеленой, и сталь во мне нагревается. Однако я долго вчера работал над восприятием и ухитряюсь перехватить контроль над гормонами.
Тело сбрасывает жар, я покрываюсь холодным потом.
А вот это уже совсем не моё. В пот меня в здоровом состоянии не бросает.
Может, я заболел? Траванулся чем-то? Но где? Ни в храме, ни на корабле меня не отравят.
Пот липкий. Сердце колотится.
Какое гадкое состояние, как первый подъём из медкапсулы после ранения. Слабым становишься, будто ребёнок.
Говорят, война с хаттами началась потому, что им нужен был качественный биологический материал. Дети.
Много детей. Их чем-то не устроили контрабандные поставки с Э-лая и тёмных секторов, и они посчитали логичным обратиться к тем, кто управлял Империей и Содружеством. Предложили график поставок и выгодные цены.
Горячая сталь опять заполняет тело.
— Ты плохо выглядишь, капитан, — говорит Энрек. — Может, ты перегрелся? — Он переключает режим охлаждения воздуха над платформой на ступень выше. — Кончай психовать, отдохни? Провинцию я знаю, да и автогид нам поможет. Справлюсь один. Сядь. Водички попей, а я поразвлекаю нашего гостя.
Кот… Как есть кот.
Зачем он только увязался
