Лактанций, уже известный нам ученый и писатель той поры, неоднократно цитируемый, так отозвался о Максимиане, соправителе Диоклетиана, в ведении которого были провинции Запада:
«А что ж мне сказать о Максимиане, брате Диоклетиана, получившем почетное имя Гераклийский? Так вот, они ничем не отличались друг от друга. Да и не могли бы они связать себя такими узами дружбы, если бы не общность духа, единство мыслей и устремлений, полное совпадение взглядов. Разнились же они лишь тем, что Диоклетиан был более алчным, но и более осторожным, тогда как Максимиан, не столь жадный, проявлял больше энергии и страсти, но не в стремлении к добру, а исключительно ко всяческому злу.
В его непосредственной власти была столица империи, а также Италия и самые богатые провинции, а именно Африка и Испания, а посему ему не было нужды, как Диоклетиану, заботиться постоянно о состоянии казны, ибо имел в своем распоряжении множество богатейших поместий. А как только ощущалась нехватка денег, под рукой всегда были самые состоятельные сенаторы. Как же легко он мог обвинять их, прибегая к услугам платных доносчиков, в злоумышлении против государства! И так, образно говоря, драли по три шкуры с ярчайших звезд Сената, а казна Максимиана всегда была полна добра, запятнанного кровью. Алчность зверя сего обращена была не только на мужчин, что само по себе отвратительно и достойно проклятия, но и побуждала его к насилию над дочерьми виднейших сановников. Куда бы злодей не являлся во время своих путешествий, тут же доставляли ему девиц, вырванных из объятий родительских. Ибо считал сей изверг, что личное счастье и благополучие его правления на том крепче зиждутся, чтобы не знать отказа в своей похоти и преступном разврате».
Так характеризовал цезаря Лактанций. Если и есть в его образе какая-то толика правды, то приправлена она изрядной дозой ненависти. Следует помнить, что в те времена властителей обвиняли в сексуальной разнузданности легко и часто. Это стало, можно сказать, обязательной чертой портрета любого тирана, что вызывало понятное возмущение и осуждение, а проверке не поддавалось. Однако в данном случае мнение Лактанция подтверждается другой характеристикой, данной в написанном позднее анонимном латинском произведении, кратко описывающем историю цезарей до Феодосия включительно. Речь идет о так называемой Epitome de Caesaribus. Читаем: «Аврелий Максимиан по прозвищу Гераклийский, по природе дикий и необузданный, алчный и похотливый, ума ограниченного, происхождения деревенского из Паннонии; и теперь еще неподалеку от Сирмиума можно видеть дворец, построенный на том месте, где его родители работали как батраки».
Военную службу Максимиан начал простым солдатом. Сражался он в разных землях: на Дунае, Рейне, Евфрате, в Британии, во времена правления Аврелиана и Проба. Дослужился до командных должностей, уже в тех сражениях и походах познакомился с Диоклом, будущим Диоклетианом. Подружились они легко, так как были одинакового происхождения, то есть весьма невысокого, оба выбрали военное поприще, начав с самых низов. Именно эта дружба и определила дальнейшую замечательную судьбу Максимиана. Ведь благодаря ей Диоклетиан смог хорошо узнать и оценить достоинства своего товарища: талант военачальника и организатора, лояльность и энергичность, а также не слишком выдающиеся умственные способности. Короче говоря, это был отличный исполнитель чужих замыслов, прекрасный помощник. Поэтому весной 285 г., как только Диоклетиан одолел Карина, став таким образом единственным властителем империи, он именно Максимиана сделал цезарем, немедленно отправив того в Галлию для подавления восстания деревенской бедноты — так называемых багаудов — против крупных землевладельцев. Годом позже Максимиан получил титул августа, полномочия народного трибуна и должность верховного жреца, а также почетное имя Herculius, Гераклийский. Таким образом, он формально стал соправителем государства, уступая Диоклетиану только в одном: тот звался Iovius. Империя при этом не была разделена, у цезарей просто были разные сферы деятельности. Фактически же по важнейшим делам решения принимал Диоклетиан, будучи полностью уверен в лояльности своего младшего брата — так он теперь его называл.
После подавления движения багаудов Максимиану пришлось отбиваться от племен бургундов, аламанов и герулов, постоянно вторгавшихся в Галлию. Воинственные германцы дошли до самого Тревира как раз 1 января 287 г., когда именно в этом городе в торжественной обстановке Максимиан впервые был провозглашен консулом. Но уже в том же году, и еще раз в следующем, цезарь для устрашения переправился через Рейн, заставил подчиниться короля франков, а в приморских регионах победил саксонских пиратов.
Неожиданно в разгар всех этих успешных баталий с внешними врагами возникла новая опасность. На этот раз — внутренняя. Некий Мавзей Караузий — римский гражданин, родом с побережья нынешней Бельгии, отличившийся в сражениях с багаудами и отлично разбиравшийся в мореходстве, так как в молодости служил рулевым на корабле, получил от Максимиана поручение организовать флот для борьбы с пиратами. Задание было успешно выполнено. Удалось обеспечить безопасность судоходства вдоль всего побережья от Арморики до устья Рейна и захватить много кораблей варваров. Правда, вскоре возникло подозрение, что Караузий только часть отбитого у пиратов возвращает потерпевшим или отдает в доход государства, а остальное просто присваивает. Более того, ходили даже слухи, что он намеренно пропускает пиратов, чтобы захватить их на обратном пути, когда те возвращаются с добычей, и таким образом обогащается — если это, конечно, правда, — грабя непосредственно самих пиратов, а косвенным образом, конечно, мирное население. Как оно было на самом деле, ни тогда, ни уж тем более теперь выяснить невозможно. Во всяком случае, Максимиан поверил обвинениям и был готов предать командующего флотом смерти как изменника и клятвопреступника. Последний, вовремя узнав обо всем, выбрал для себя единственно возможный путь — мятеж.
Караузий отплыл со своим флотом в Британию, где и провозгласил себя цезарем. Было это в 286 г. К мятежникам присоединились расквартированные там войска, и вскоре Караузий завладел уже всей римской частью острова, не встретив практически никакого сопротивления. В его распоряжении находилась также некоторая часть Северной Галлии, включая современную Булонь. В те времена нижний город назывался Гезориакум (Gesoriacum), а верхний — Бонония, и, похоже, этот последний оставался верным Максимиану даже в такой непростой ситуации. Как бы там ни было, но имея флот и господствуя на море, Караузий чувствовал себя в полной безопасности. Он даже чеканил собственную монету и в 287 г. именовался Imperator Caesar Marcus Aurelius Mausaeus Carausius Augustus.
Столь легкая сдача Британии Караузию должна была иметь под собой серьезную причину. За последние почти сто лет это была первая, со времен Клодия Альбина, удачная и долговременная попытка, пусть и неформальная, сделать остров независимым от империи. Население Британии и даже армия и местная администрация перешли на сторону самозванца скорее всего потому, что имели весьма серьезные претензии к центральным властям: за пренебрежение делами и нуждами далеких северных провинций, за неэффективную защиту от вражеских набегов, за беспардонную эксплуатацию. Насколько справедливы были эти претензии, никто уже сейчас не ответит, но ясно одно — их разделяли очень и очень многие.
