Он-то и поведал Мейбл о событиях вчерашнего вечера, потому что, к ее ужасу, сама она ничего не помнила. Это казалось странным, потому что после одного бокала шампанского подобных провалов памяти у нее не случалось. Виктор высказал предположение, что она вчера выкурила сигарету с дурманящей травкой, которая в сочетании с шампанским и дала столь неожиданный эффект. Однако Мейбл возмутило подозрение об употреблении ею марихуаны. У нее не было такой привычки. Вероятнее всего, она выпила больше одного бокала шампанского.
Пытаясь как-то утешить бедняжку, Виктор присел рядом на кровать. Ласково поглаживая Мейбл по руке, он признался, что, беспокоясь о ее состоянии, почти всю ночь не спал, хотя и устроился на полу в спальном мешке. Такое искреннее внимание к ней наполнило ее душу чувством глубокой признательности и доверия.
Потом простыня, прикрывавшая ее, как-то вдруг сползла, будто сама собой, оставив грудь обнаженной. Но это совсем не смутило Мейбл, более того — показалось совершенно естественным, и вскоре она уже нежилась в объятиях Виктора. В какой-то момент, поймав взгляд, направленный на ее грудь — высокую, упругую, с розовыми сосками, — она поразилась сквозившему в темно-синих глазах выражению. В них появилось что-то плотоядное, но это не смутило и не насторожило ее. Она лишь крепче обняла широкие загорелые плечи Виктора и решительно притянула его к себе…
О том, чем закончился бурный всплеск любви, Мейбл тяжело было вспоминать. Когда страсть утихла, Виктор будто очнулся от наваждения, осознав всю серьезность содеянного. Он вскочил с кровати и стал что-то быстро и бессвязно говорить, торопливо натягивая джинсы. Затем со словами «Я вел себя как животное!» он выбежал в коридор. Большего унижения Мейбл никогда не испытывала. Если в ее голове после вчерашних излишеств еще и оставался легкий туман, то теперь мозг совершенно прояснился. Вот только боль, оставшаяся в душе из-за трусливого бегства тайного и давнего возлюбленного, стала причиной всех дальнейших поступков оскорбленной Мейбл.
А ведь казалось, все было прекрасно. Она даже в мечтах не представляла себе, что можно испытывать такое блаженство, оказавшись в постели с любимым человеком. Вид великолепного обнаженного тела Виктора вызывал в ее душе трепет. Они лежали, прижавшись друг к другу, и Мейбл трепетно ожидала тот заветный миг, когда Виктор войдет в нее. Глядя ему в глаза, она провела кончиками пальцев по его подбородку, потом прикоснулась к верхней губе, над которой выступили крошечные капельки влаги. А в его взгляде отражалось древнее как мир желание.
Затем было короткое мгновение боли, которую тут же сменило неописуемое блаженство. Но минуты сладостного ощущения оказались такими короткими. Когда все кончилось, обнажился реальный мир, мир разочарований и унижений. Виктор выразил тогда опасение, что она может забеременеть. Пришлось успокаивать его, заверять, что она принимает противозачаточные таблетки. Все равно уже поздно было сожалеть о том, чего поправить нельзя…
И вот сейчас Виктор ведет себя так, будто это она отвернулась от него!..
Послышался скрип отворившейся двери кабинета. Мейбл обернулась и увидела, что Виктор принес поднос с кофе и праздничным пирогом.
— Ну вот, — начал он, ставя чашки на кофейный столик между двух кресел, — мы можем продолжить беседу. Держи! — протянул он Мейбл блюдце с куском пирога.
Она совершенно не обрадовалась перспективе возобновления неприятного разговора, да и есть ей не хотелось. Однако Виктор проявил настойчивость, так что трудно было не отдать должное кулинарному таланту тетушки Пам. Странно, но, когда от пирога на блюдце остались одни крошки, Мейбл почувствовала себя почти умиротворенной.
— Вижу, ты любишь сладкое, — с улыбкой заметил наблюдавший за ней Виктор. — Я тоже. Особенно мне по вкусу пироги моей матери.
— Обрадует ли твою будущую жену такая сильная привязанность к материнской стряпне? — усмехнулась Мейбл.
— Ну это-то меня не беспокоит. — Виктор откинулся на спинку кресла. — Я и сам сносно готовлю, так что моя будущая жена не будет в обиде.
— Смотря что ты умеешь делать. Многие мужчины считают себя хорошими кулинарами, но на самом деле способны лишь разогреть на сковороде консервированные бобы.
— У тебя, очевидно, имеются основания для подобного утверждения?
— То есть?
— Наверное, в твоей жизни было немало мужчин? — По лицу Виктора скользнула ироничная ухмылка, однако через мгновение он словно надел непроницаемую маску.
Мейбл тут же позавидовала ему, поскольку ее собственная физиономия имела обыкновение краснеть по малейшему поводу, выдавая любую перемену внутреннего состояния.
— Ну знаешь ли, — горячо произнесла она, — тот факт, что я воспитываю ребенка без мужа, еще не дает тебе права подвергать сомнению мою нравственность.
Виктор неожиданно вскочил с кресла и встал напротив Мейбл. Сунув руки в карманы и глядя на нее сверху вниз, он недовольно заявил:
— При чем здесь твоя нравственность! Пойми, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что у тебя есть ребенок, а мне никто не сообщил об этом.
— В этом нет ничего странного. Просто мы достаточно безразличны к судьбам друг друга. Окружающие нас люди понимают это, потому никто и не рассказывал тебе о Гэри. — Мейбл пожала плечами.
— Уж меня-то никак нельзя винить в том, что я не пытался наладить с тобой связь, — возразил Виктор. — Сколько раз я пробовал сделать это, но не находил никакого отклика. Выходит, именно ты относишься ко мне абсолютно безразлично.
Мейбл смотрела на него, ничего не понимая. Казалось, она попала в какой-то запутанный словесный лабиринт, из которого нет выхода.
— Постой, ты хочешь сказать…
— Да, я хочу сказать то, что было ясно с самого начала. Тебе нет до меня никакого дела. Ведь ты не подходила к телефону, а если и отвечала на звонок, то находила предлог, позволявший уклониться от встречи. И так продолжалось очень долго… — Виктор возвышался над Мейбл, пристально вглядываясь в ее лицо. Потом его взгляд переместился ниже, задержавшись на выпуклостях груди, и двинулся дальше, к краю короткой юбки и ногам. — Но, кажется, я знаю, что мне нужно делать.
— И что же? — Она тоже поднялась, чувствуя слабость в коленках.
— Я должен лечь с тобой в постель и хорошенько проучить за то, что ты долгие годы водила меня за нос!
— Наглец! — возмущенно воскликнула Мейбл, чувствуя, к своему ужасу, что снова заливается краской. — Неужели ты считаешь, что все проблемы решаются так просто?
— Послушай, давай поговорим спокойно. Не скрою, я испытываю непреодолимое влечение к тебе. Тогда в Оксфорде…
— Глубоко польщена твоим признанием! — язвительно прервала она Виктора.
Разговор о бесспорно существующей между ними сексуальной притягательности заставлял ее нервничать.
— В Оксфорде я сделал то, чего никогда не позволял себе ни прежде, ни потом, — продолжил он. — Меня словно подменили… — Его губы дрогнули, и Мейбл отвернулась, боясь расплакаться.
