Где?
За небесной проталиной? Нет, ниже: за травой белоусом и осокой, что стенкой росли впереди.
Теперь звук был не один. От негромких певучих звуков дрогнуло сердце мальчика. Он снял шапку, чтобы лучше слышать. По игре странно схожие с солнышком, звуки эти с переменой освещения повторялись через неравные промежутки времени.
Пригнувшись, Алёша подобрался к стенке белоуса и осоки и прилёг перед оконцем, откуда просматривалась потаённая полянка.
Он увидел воду-снежницу, в которой отражались и гнулись берёзки, рябенькие, как тетёрки. Им было много лет, но на болоте они на всю жизнь остались маленькими.
Тут мальчик услышал и увидел журавлей. Сперва ему подумалось, что они бродят по поляне кто куда и не найдут себе места.
Почему это не найдут?
Нашли!
Праздник у них: танцуют журавли. Собрались в широкий круг, крыльями машут и голоса подают.
А посреди круга – на виду, на юру́! – пляшут три журавля.
Ходят друг перед дружкой, приседают, подпрыгивают, показывают серо-голубые наряды.
Журавли в кругу тоже приседают, хлопают крыльями, побуждают главных плясунов жарче плясать, веселее!
Шире круг!
Трое ходят вприсядку, с прищёлком выкидывают долгие ноги, взмахивают крыльями, как голубыми платками.
Шире круг! Шире!
Ещё шире!..
Алёша не таясь смотрел из травы на журавлей и слышал их таинственные голоса. Ему хотелось хлопать в ладоши в лад пляске и припевать-приговаривать:
– Я не утка, я не гусь,
По воде не плаваю.
Если хочешь танцевать,
Давай ручку правую!..
Танцоры посреди круга менялись, пока всех не перетанцевал один журавль росточком пониже других.
Чего он только не выделывал!
Он прыгал около травянистой кочки, клевал её, подбрасывал клювом. Кочка крутилась и вертелась, падала и взлетала и готова была вот-вот превратиться в птицу, пока не рассыпалась.
Это привело плясуна в недоумение. Он топтался на одном месте и не мог понять, куда подевалась весёлая кочка? Куда она улетела или упрыгала? Только что здесь была!.. Куда?
Алёше тоже стало думаться, что плясунья-кочка где-то спряталась. Он встал в полный рост, чтобы увидеть её.
Зачем он это сделал?
Большие голенастые птицы побежали в разные стороны, и, захваченный их бегом, мальчик побежал за ними, размахивая руками и восторженно крича:
– Не бойтесь меня-а‑а!
Одна за другой с разбега, с раската птицы поднимались в воздух, и небо над Верховым Болотом заплескалось крыльями. А журавль-плясун, что недавно искал кочку-попрыгунью, подвернул ногу и, пытаясь встать, колотился на земле.
Когда мальчик подбежал к журавлю, тот сам, без посторонней помощи, поднялся на ноги и, прихрамывая, заторопился прочь от человека. Совсем близко Алёша видел слипшиеся косицы по бокам птичьей головы; крылья – вблизи не голубые, а серые, стёртые по краям от тяжкого перелёта, суставчатые, как в мозолях, ноги… Он даже уловил запах, похожий на запах курятника, который исходил от журавля.
Мальчик растопырил руки, чтобы схватить птицу за крылья и обнять её.
– Не бойся меня-а‑а! – кричал он.
Журавль остановился, обернулся, и Алёша увидел его тёмные глубокие глаза. Мальчик протянул к птице руки.
А журавль выбросил клюв вперёд и, щёлкнув им, как парикмахер ножницами, несильно клюнул человека в лоб: «Не тронь меня!»
Обеими руками мальчик схватился за уклюнутое место и для начала негромко заплакал, а потом всё громче и громче, но скоро сообразил, что на болоте его никто не услышит, и отнял руки ото лба.
Там, где синела небесная проталина, неровной стаей колыхались-уходили журавли и окликали друг друга: «Курлы! Курлы! Курлы!..»
И не стало их…
Осталась поляна в прошлогодней траве; вода-снежница, где отражаются берёзки; кочка в ягодах-журавинах, как в красном сарафане; где-то рядом – задумчивое око-родник, откуда берётся одна из малых рек России…
Дома мама сказала мальчику:
– Эх, Алёша, Алёша! Всегда что-нибудь с тобой приключается. Раз пришёл на танцы – сиди смирно.
– А ты расшумелся. Чего это ты, сынок? – с укором спрашивал отец.
– Сам не знаю, – винился Алёша. – Как получилось – не пойму.
Он виновато улыбался, вспоминая о встрече на Верховом Болоте, и радовался, что дома с родителями пьёт чай, греет горлышко, остуженное льдистой ягодой-журавиной…
Воронья тропа
Тропа вела вдоль леса и вдоль поля, где ветер гнал невысокие зелёные волны.
«А я по лесу иду или по полю? – думал Алёша. – После каникул сочинение придётся писать: «Как ты провёл лето?» Что я про это место напишу? Тропа и в лес не заходит, и в поле не забегает. Не буду я писать про неё – скучная она. А думать заставила: «По лесу я иду или по полю?..»
И замер Алёша: навстречу по тропе шла ворона.
Большая.
Одета строго и благородно. Крылья чёрные. Грудь серая. На груди – короткий тёмный галстук.
Идёт ворона вперевалку и взлетать не собирается. Прямо на Алёшу идёт.
Алёша посторонился. Не в поле свернул – хлеб топтать нельзя, – а в лес.
Человек и птица разошлись с миром.
Долго ли, коротко ли шёл Алёша и размышлял:
«Испугался я или нет? Не похоже, что испугался. Удивился я! Почему птица с крыльями пешком ходит? Или воронёнок это – большой, да нелётный? Вывалился из гнезда. Летать не научился. Вот и бродит по белу свету, пока крылья не окрепнут. Или ворона эта раненая, больная? Летать сил нет, а ноги ходят. И держит путь она к воде – к речке Танайке или к роднику на Каму. Мне отец рассказывал: для раненых или больных птиц или зверей вода – первое лекарство. Пьют они воду, пока пьётся. Лечебные травы едят или ягоды. Врачей у них нет. Догоню её и помогу чем-нибудь…»
Побежал Алёша по тропе обратно.
Нету вороны.
Не улетела ли?
Да нет – вот она. Пешком странствует. В том же чёрном фраке. В серой дымчатой манишке. Галстук тот же – тёмный, короткий, ворсистый.
