XLV. Вазы
Коринфские вазы.
Две финикийские вазы.
XLVI. Тяжкая ночь
Я возненавидела эту ночь. За ужином я выпила чересчур много цекубского и объелась желтыми горлицами. В четвертый раз я проснулась от того, что Спурий начал храпеть, а потом блевать, как последний пьяница. Вещи, к которым давно привык, не становятся от этого более привлекательными. Я растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать во вторую экседру. Тут меня стал донимать комар, он летал вокруг моей головы, садился то на плечи, то на нос, зудел, исчезал, снова появлялся, щекотал ухо, касался щеки. Едва он улетел, как вдали заскрипели возки. Я опять растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать обратно, к Поссидию. Утром я встала измученная, злая, почти в таком же настроении, в каком Аниция Проба возвращается из церкви, где она ела своего бога.
XLVII. Остроты К.Басса и П. Савфея
Тиберий Соссибиан погружается в воду большого бассейна.
— Неприятно думать, что он мочит там свой зад, — говорит Публий.
— А я упрекаю его не в том, что он мочит там свой зад, — отвечает К. Басс, — но в том, что под конец он открывает там рот.
Публий добавляет:
— Когда Тиберий Соссибиан говорит, он оскверняет бесконечность воздуха и смущает покой богов. Стоит ему пошевелить губами, как лазурь небес, на которой вырисовываются их лица, сразу меркнет.
XLVIII. Предзнаменования
Вороны, которым не меньше ста двадцати лет, дважды пролетели над садами и закаркали, пролетая над ними.
XLIX. 11 мая 400 года
Вчера Сп. Поссидий бегал босиком по всему дворцу, барабаня в бронзовую вазу. Он разбрасывал черные бобы и семижды заклинал Ларов[65]. «Лары, не возвращайтесь! — кричал он. — Лары, не возвращайтесь! Лары, не возвращайтесь!» Вдруг Спурий пошатнулся и упал. Его без сознания унесли в спальню. Теперь Спатале врачует его.
L. Не забыть
Свиные соски, начиненные рубленым мясом.
Две ложки снега в фалернское вино.
Фиговое желе Лабуллы.
LI. Предзнаменования
Ужасные предзнаменования открылись нам во внутренностях жертвенных животных.
LII. Ближайшие дела
Дверь с двойной аркой, выходящая на Аппиеву дорогу.
Вилла в Неаполе и та, что на острове Meгарис.
LIII. Ближайшие дела
В рощи Помпея.
Кутеж у Марцеллы.
LIV. Рассказ Ликорис
Ликорис рассказала мне это еще до моего знакомства с Публием. Папианилла умерла в тот год, когда Ноний Аттик Максим был префектом претория, в ноны месяца Очищения[66]. П. Савфей Минор силился подражать адептам Портика[67], но слезы невольно текли у него по щекам. Он силился шутить, изрекать, как обычно, парадоксы, но лицо его было постоянно залито слезами. Однажды, когда он направлялся в сенат, ему встретилась на пути Аниция Проба. Завидев его, она приказала остановить носилки, выразила ему положенные соболезнования и заверила в своем неизменном благорасположении. Но Публий, окруженный ликторами[68], стоял в своей сенаторской тоге, с непокрытой головой под жарким солнцем, выпрямившись, прижав опущенные руки к телу, точно статуя времен сабинских королей, и продолжал плакать. Аниция Проба сказала Публию, что пора уже, наверное, подумать о боге и о том, что ждет нас после смерти; она добавила, что не худо бы ему обратиться к ее окровавленному, привязанному к кресту богу. П. Савфей поднял на нее глаза и промолвил:
— Как же мне думать о боге, о бессмертии души, когда у меня нет даже сил подумать о том, чтобы осушить струящиеся по лицу слезы?!
LV. Ближайшие дела п.н.[69]
Еду в Карены.
LVI. О К.Альцимии
Квинт кричал:
— Увы! Мы не сможем слить наши тела во мраке бесконечности!
Я проснулась. Живот мой покрывала испарина. Я вновь была на свидании в Рострах[70], ожидая запропавшего Силига, нос к носу с циклопической статуей Марсия.
LVII. Радости зари
Я люблю утреннюю зарю, люблю смотреть как ее сполохи побеждают ночных призраков.
Как мало-помалу вырисовываются в предрассветной хмари крыши и деревья парка.
Запах ушедшей ночи, пота и любовных утех, которые припоминаешь одну за другою, по мере того как избавляешься от него. Чем больше одежда и косметика скрывают тело, тем благопристойнее оно выглядит.
Люблю прохладную воду, освежающую глаза и грудь.
LVIII. Литания Cп. Поссидия Барки
Я приказываю поставить складное этрусское кресло с ковровым сиденьем у изголовья Спурия. Велю принести туда же кубок вина с виноградников Сетии. Спурий, печальный, с остекленевшим взглядом и дрожащими руками, лепечет, заикаясь:
— Было такое время, когда я еще не родился, и было время, когда ты еще не родилась. Может быть, скоро настанет время, когда меня больше не будет, а ты останешься жить, или, наоборот, я выживу, а ты уйдешь в мир иной. Это будут, несомненно, самые грустные времена. А затем настанет время, когда мы исчезнем оба и никогда уж более не появимся на этом свете.
Пока он говорил, Спатале наливала масла в лампы. А я гладила пальцем его трясущуюся руку.
LIХ. He забыть
Слабительный отвар мальвы.
LX. Воспоминание о Байях[71]
