Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рявкнуть, процедил зельевар. Питер смущенно мялся за его спиной, слегка покачиваясь.
— Н-ну Сев, я был в Лютном. Искал разное… И Улли меня узнал, начал бить. Потом прибежал Тони, начал меня защищать… Вернее, он прибежал на крик: "Наших бьют!", а нашел меня… Но все рвно вз..зязался.
— Долохов защищал тебя от Уизли? — Скептически переспросил зельевар.
— Они дрались, кулаками, и Улли меня по всякому обзывал плохими словами. И Тони тоже называл меня плохими словами… Никто меня не любит, только если я не сурок, — плаксиво пожаловался Питер. — А потом я им говорю — если у вас такое взамо… взимо… понимание, пойдемте выпьем водки. Тони удивился, что я вообще могу предложить выпить водки… А Улли сказал, что никуда нас, "грязных пожрателей", не отпустит… Сука, обидно! Мы чистые, Сев!
Снейп недовольно поморщился. Чистоплотность Петтигрю уже давно вызывала у него раздражение.
— Да, и он пошел с нами в "Башку карги"... Улли враль, он просто тоже хотел с нами забухать… И потом мы пили, и ещё пили. Им было интересно меня напоить и смеяться… Но я смеялся последним!
Выдав это, Питер действительно демонически расхохотался, но от таких усилий зашатался и Снейпу пришлось ловить пьянчугу за рукав.
— Я хитрый сур-рок! Меня не пронять! У меня зубы и вольная свобода бескр-р-райних степей! — Продолжал орать Петтигрю, похоже, входя в стадию весёлого буйства.
— И после этого ты зачем-то привёл этих алкоголиков в мой дом и одного из них уложил в мою постель, — со смирением досказал историю зельевар.
Мгновенно успокаиваясь, Пит со слезами в голосе пробормотал:
— Ну, не мог же я их бросить… Их жы жа-а-а-алко…
— Иди спать, пьянь, — отправил зельевар. Да, каким бы ни был этот Питер продуманным и изворотливым, от Анны Николаевны в нём оставалось достаточно, например, вот эта неуместная жалостливость к убогим.
А рагу, несмотря на состояние повара, оказалось вкусным.
Часть 4. Хочешь сделать хорошо - делай сам
Ночевать Снейпу пришлось в комнате матери, изредка просыпаясь от храпа Долохова или невнятных ругательств Билла Уизли, для которого ванна оказалась коротковатой.
Утром, перемалывая мельничкой кофе, зельевар заметил Билла, растрепанного и помятого, который крался вниз по лестнице.
— Уизли, если очень стыдно, мог аппарировать из ванной.
— Снейп. А где?
— У меня дома. Остальные ещё спят. Кофе будешь?
Билл отрицательно мотнул головой, с любопытством оглядел сияющую кухню, зельевара в халате, втянул носом аромат свежемолотых зёрен. И внезапно сообщил:
— Твой сосед странный.
— Он после пыток головой тронулся, — просветил Снейп.
— Нет, я раньше думал, что он гад, предатель. А он оказался… нормальным. В других обстоятельствах я бы хотел иметь такого друга…
— Уизли. Ты тоже головой тронулся? С каких пор ты мечтаешь дружить с пожирателями? Если не будешь кофе — проваливай.
Билл ухмыльнулся, хлопнул дверью и со ступенек аппарировал, сохраняя этим видимость вежливости.
Ещё через полчаса вниз спустился широко зевающий Антонин. Снейп в это время уже допил кофе и читал "Ежедневный пророк".
— М-м-м… Кофе, — принюхавшись, довольно оскалился пожиратель.
— Холодный.
Долохов одним движением палочки заставил порцию кофе в турке вскипеть.
— Варвар, — скривившись, припечатал зельевар. — Проще было сварить свежий, чем так издеваться…
— Я ещё и пиццу, разогретую в микроволновке, в вокзальных буфетах покупаю. Но откуда тебе знать, что это такое.
— Это гадость, — пояснил Питер, заползая в кухню и устраиваясь на стуле. Похоже, Петтигрю ещё не проснулся до конца.
— Пит! — Долохов почему-то обрадовался, перешёл на русский и зачастил, размахивая руками, с риском разбрызгать кофе по всей кухне.
— Помедленнее, я не могу думать так быстро, — зевнул Питер. — И Антонин Севастьянович, прошу, прекрати пачкать стол.
— Ты представляешь, этот мелкий крысёныш мне читал Хайяма на русском! — Восхищенно указал Долохов на Питера.
— Почему нет? Это несчастные четверостишия, в которых основная тема — радость жизни, бухло и девчонки, — пожал плечами Петтигрю.
— Я Хайяма и на английском не знаю, — ответил Снейп.
— Это потому, что ты ограниченный, — сообщил ему Долохов, будто это очевидно.
— У меня узкая сфера интересов. И стихи в неё не входят, — скривившись, ответил зельевар.
Долохов хохотнул, длинно и витиевато ответил.
— Что он сказал?
— Если выбросить нецензурную брань, он промолчал… — Пробубнил Питер. — Но общий смысл — он с тобой не согласен.
Снейп ощущал, что его утро какое-то чересчур странное. И кто бы мог подумать, что Долохов любитель поэзии.
— Мужики, а чего у вас перекусить есть? — Поинтересовался Тони, который, похоже, уже чувствовал себя, как дома.
— Рагу. Холодное, — сообщил Снейп.
— Тарелку! — Одновременно с ним приказал Питер, заметив, как Долохов собирается запустить ложку прямо в котелок.
Гость снова хмыкнул, но достал приборы, принимаясь за еду.
— Вкусно! Моя матушка так готовила! — Попробовав пару ложек, заявил он. — Кто стряпал?
— Пьяный Питер, поэтому затрудняюсь сказать, что и в каких пропорциях там намешано.
— Дурак ты, Снейп! — Возмущенно взмахнул рукой Тони.
— Я попросил бы без оскорблений…
— Длина языка примерно пропорциональна ширине души, — философски отметил Питер, который продолжал подрёмывать, покачиваясь на краю стула, и только изредка присоединялся к беседе. Северус вздохнул, сполоснул турку и принялся варить свежую порцию кофе.
— Хорошо у вас, спокойно, — доедая вторую порцию рагу, довольно кивнул Долохов.
— Приходи в день стирки, будет беспокойно.
— А когда у вас стирка?
— Когда Питеру вздумается, то есть, каждый день, — уныло протянул зельевар.
Долохов принялся хохотать, а после выдал что-то на русском.
— А за "жёнушку" я приму звероформу и обгрызу тебе лицо, — проворчал Питер, благодарно опуская нос в чашку с кофе, которую поставил перед ним зельевар. — Спасибо, Снейп. Ты прямо волшебник…
Тони принялся ржать ещё сильнее, и не успокаивался даже тогда, когда удалялся прочь от дома по заросшей тропинке.
— Кретинский идиот, — обругал его Питер. — И тарелку за собой не помыл.
— Меня сейчас больше интересует не тарелка… — Зловеще протянул зельевар, складывая руки на груди. — Мне интересны два вопроса — как Уизли вас узнал и что это вообще за эскапада? Никогда не поверю, Петтигрю, что вы ввязались
