перекрестных связей и взаимозависимости во всех трех отраслях вновь возникли крупные компании, практически доминирующие на рынке, но теперь они испытывали все большее давление со стороны своих международных конкурентов в связи с либерализацией торговых отношений.
Требование социализации ключевых отраслей промышленности было давно распространено среди немецких рабочих, но в условиях угрозы массовой безработицы и проблем со снабжением оно, как и после Первой мировой войны, в конечном итоге не стало приоритетным. Хотя социализация угледобывающей промышленности Рура была одобрена большинством голосов в ландтаге земли Северный Рейн – Вестфалия, британская оккупационная власть не дала своего согласия, поскольку ставила повышение эффективности производства выше политических требований. Аналогичная ситуация сложилась и в американской зоне. Когда вопреки воле американцев социализация ключевых отраслей промышленности и государственный надзор за банками были закреплены в конституции земли Гессен и подтверждены на референдуме более чем семьюдесятью процентами избирателей, военная администрация приостановила действие статьи и отнесла ее к компетенции будущего федерального правительства.
Однако требования социализации не пользовались популярностью и среди рабочих. Крупные забастовки и голодные демонстрации весны 1947 – начала 1948 года были связаны с нехваткой снабжения и продовольствия, и только четверть населения считала социализацию полезной. Вдвое больше, однако, считали, что усиление влияния государства на экономику имеет негативные последствия. Учитывая опыт государственного ограничения цен и заработной платы, государственного планирования и нормирования, которые доминировали в экономической жизни с первых дней войны и привели к тяжелейшим условиям жизни, это неудивительно. Кроме того, безграничное в глазах немцев богатство американцев, свидетельство которого можно было ежедневно наблюдать на черном рынке, создавало впечатление превосходства американского экономического порядка. На вопрос о том, в какой стране мира трудящиеся живут лучше всего, 47 процентов западных немцев назвали США, 10 процентов – Германию и только 1 процент – Россию. Основа для социалистического переустройства в западных зонах, как ясно показывают такие цифры, изначально была невелика. Кроме того, наметившаяся конфронтация с советским коммунизмом способствовала формированию антисоциалистического настроя среди западных немцев, что все больше ощущалось, в частности, в СДПГ. В период с весны 1947 по лето 1948 года, несмотря на всю социалистическую риторику, настроение в западных зонах по отношению к экономическому строю было двойственным[31].
Советский Союз, напротив, сразу после окончания войны приступил к масштабному и планомерному демонтажу. Около двух третей всех предприятий тяжелой промышленности в советской оккупационной зоне, до восьмидесяти процентов производства автомобилей и самолетов было демонтировано, и оборудование отправлено в Советский Союз, что вызывало негодование среди местных рабочих, которые наблюдали, что оборудование не было перевезено в Киев или Ростов, а осталось ржаветь, например, в гавани Ростока. Еще около двухсот заводов – четверть всей промышленности советской оккупационной зоны – оккупанты преобразовали в «советские акционерные общества» (САО), которые продолжали производить продукцию под советским контролем. Трудно подсчитать общую стоимость демонтажа, проведенного Советским Союзом, но она в несколько раз превышала оговоренные союзниками десять миллиардов долларов США, которые полагались Советскому Союзу. В результате такой масштабной политики деиндустриализации условия для восстановления экономики в советской оккупационной зоне были гораздо хуже, чем на Западе. Однако для советского правительства это не было решающим фактором. Не впечатлял их и тот факт, что СВАГ не могла рассчитывать на поддержку значительной части немецкого населения, даже рабочих, чьи рабочие места были уничтожены в результате демонтажа. Репарации были главным приоритетом для Советского Союза, и если уровень жизни немцев в результате этого значительно снизился, то это не было первоочередной заботой советских властей, поскольку он все равно был намного выше, чем у населения СССР[32].
Как и денацификация, экономические реформы в восточной зоне также были первым шагом на пути к социалистическому экономическому строю. С точки зрения коммунистов, нацистское правительство поддерживалось прежде всего крупными промышленными концернами, поэтому требования национализации экономики и ликвидации частной промышленности логично обосновывались наказанием «нацистских и военных преступников». Под этим лозунгом в 1946 году в Саксонии был проведен референдум, на котором 77 процентов избирателей одобрили требование экспроприации. Этот результат был взят за основу начавшейся волны национализации во всей восточной зоне. В течение двух лет было экспроприировано более 10 тысяч предприятий без выплаты компенсации. К середине 1948 года национализированные предприятия вместе с САО уже обеспечивали более 60 процентов промышленного производства в Cоветской оккупационной зоне. Таким образом, создание социалистической экономики не только определило политический курс, но и было предопределено еще до образования ГДР[33].
Второй масштабной мерой экономической политики СВАГ в первые послевоенные годы стала земельная реформа. Первоначально она планировалась и на Западе, но из‑за возражений Германии была осуществлена лишь в нескольких случаях. В Cоветской оккупационной зоне хозяйства крупных крестьян, имевших более ста гектаров земли, а также сельхозугодья, принадлежавшие бывшим национал-социалистам, были экспроприированы без компенсации. Крупные хозяйства были национализированы, а около 500 тысяч сельскохозяйственных рабочих, безземельных крестьян и перемещенных лиц получили в общей сложности 3,1 миллиона гектаров земли. Таким образом, в Восточной Германии было создано более 200 тысяч новых крестьянских хозяйств, в основном мелких и средних. Однако, с точки зрения коммунистов, это был только первый шаг. Все попытки убедить крестьян объединиться в кооперативы наталкивались на энергичный протест новых хозяев, а первые агитационные кампании против «кулачества» также не имели успеха. Поэтому коллективизация сельского хозяйства была пока отложена[34].
Нельзя было ожидать и того, что четыре оккупационные державы будут иметь много общего в своих усилиях по демократизации немецкого общества. Однако было достигнуто согласие в том, что реформа институтов, сыгравших центральную роль в националистической идеологической обработке населения и установлении диктатуры, является особенно актуальной. В первую очередь это касалось системы образования, государственной службы и средств массовой информации. Что касается школы, то трехступенчатая система образования с ее ранним разделением одаренных и не очень одаренных детей рассматривалась как бастион классового общества, а гимназия – как центр националистического идеологического воспитания. Поэтому все четыре оккупационные державы стремились ввести различные типы единых или общеобразовательных школ и реформировать как содержание, так и методы обучения. Однако это было возможно только в том случае, если соответствующие изменения происходили и в учительской среде, тем более что именно в этой профессии была самая высокая доля членов НСДАП (более 70 процентов). Осуществить такие кардинальные изменения было относительно легко, уволив тех, кто был уличен в этом, но тогда не осталось бы больше подготовленных преподавателей.
Здесь СВАГ также применила наиболее жесткий подход. По ее распоряжению была введена стандартизированная школа с восьмиклассной начальной школой, после которой ученики могли либо три года учиться в профессионально-техническом училище, либо
