седле, и я останусь без яиц.
— Это все с непривычки, — Асгред сочувствовал, хотя и не мог до конца понять Павла. Сам он сел на коня в пять лет и с тех пор не слезал с него. Прошло еще много времени, пока он не попал в этот мир и не пересел на байк. — Нужно расслабить спину, особенно внизу, и ехать податливо. Это не байк. Ты сильно напрягаешься, когда мерин переваливается с ноги на ногу. Нужно переваливаться вместе с ним, если, конечно, это не галоп.
— Повтори свой совет, когда мои яйца полысеют так же, как гора, которую мы ищем.
— Здесь же не всегда было так, — Асгред испачкал сапоги, порхая над многоротым монстром, и сейчас отмывал подошвы от грязи. — Мы пересекали перевал с оторном Каллаханом четыре весны назад. Тогда цвели люцерна и васильки. Деревья еще не были такими корявыми. Когда мы собирали ветки от берез, с них свисали длинные серьги и костер не зажигался, потому что внутри все было мокро. Тут летало много пчел и подмаренники пахли медом.
— Это что за дрянь?
— Растение.
— И откуда только все знаешь.
— Оторн Каллахан научил.
— А называть его Проявителем он не научил?
— Мне так привычней, — Асгред покраснел, но в темноте было незаметно. — Не все оторны в моем мире имели белое Пламя, если честно, только Каллахан. Но все служители Великого Воина назывались так. Иногда я вспоминаю о доме, когда называю оторна оторном.
— Скучаешь?
— Не знаю… не уверен. Может, совсем немного. Там меня знали только как разбойника, а здесь я герой.
Ни навалившаяся усталость, ни скорбь не помешала Павлу рассмеяться так громко, что по склону прошлось эхо. Беременная кобыла вздрогнула, испугавшись, и перешла на другой куст. Остальные кони тоже поволочили ноги вдоль русла, обдирая мордами жесткую траву, кроме мерина — тот, похоже, был еще и глух.
— Тебе следует рассказать о своих догадках тому трактирщику, который забрал четыре отличных байка за несколько полудохлых кляч. Уверен, о нашем геройстве он даже не задумывается, — Павел почувствовал, что достаточно остудил нижнюю часть и вынул ее из воды. — Сколько ты уже здесь? Десять лет? За это время можно было уже догадаться, что храмовников здесь никто не любит. Мы приносим с собой беду, голод и смерть. Если честно, почти всегда смерть, поэтому от нас стараются избавиться прежде, чем кто-то сдох. Люди начинают бежать сразу, как только увидят нас на горизонте. Ох… брр… ну и холод собачий, — Павел вылез из воды и нехотя стал натягивать подштанники, а потом берцы с засохшей грязью на подошве. — Предполагаю, что тот трактирщик плюнул нам в спину на прощание и наградил парочкой проклятий, вот я и натер себе причинное место. Встретить храмовника на своем пути сегодня плохая примета.
— Если бы не мы, они бы умерли. Без нас монстров станет так много, что они съедят всех. Останется только пустыня с червями в песке.
— Вот тут ты прав, — Павел умыл лицо от грязи и начал полоскать тунику в ручье. По воде заклубились мутные разводы. — Только людям плевать на это все. Они живут здесь и сейчас, а не мечтами о чьей-то доблести. Когда они заметили, что с появлением храмовников появляются твари, сложили дважды два и стали избегать нас и, мягко сказать, недолюбливать. И насрать им, что все наоборот: братья никогда не появляются там, где нет этих тварей.
— Люди просто не видят Теней. А когда мы приходим и проявляем их, они их видят.
— В том-то и дело. У людей плоховато с причинно-следственными связями. Или наоборот, как раз-таки очень хорошо, — хохотнул Павел.
— Глупо это как-то.
— Не всем дано вникнуть в тонкости нашего трансцендентального ремесла.
По молчанию брата Павел догадался, что и сам Асгред не совсем понял, что он сказал. Парень был умен, он быстро научился читать, хорошо выучил эсперанто и даже немного русского, но многое в новом мире ему все равно оставалось не понятно.
— Пусть так, — пожал плечами Асгред. — Меня призвал сюда Великий Воин и провел через врата двух миров. Мне приятно думать, что я делаю нужное дело. Лучше быть героем, о котором никто не знает, чем разбойником, о котором пускают слухи даже на краю света.
— Так они с удовольствием пускают о нас слухи, и в них мы хуже, чем разбойники.
— Все равно. Когда-нибудь они поймут.
— Когда-нибудь, — Павел выжал тунику, с удовлетворением оглядев посветлевший красный крест в темноте, насколько мог. — Только сейчас за нами тащится гигант размером с полконтинента и, скорее всего, подмога этого Марбаса. Очень обозленная подмога. Трактирщик уже лишился своих байков, если не своей жизни. Уверен, сейчас он докладывает о нас такие подробности, о которых и сам никогда не догадывался, лишь бы ему сохранили парочку лишних пальцев. Хорошо, что у него не было хорошенькой дочки, не хотел бы я нести на себе такой груз. — Павел огляделся — где его мерин? — Так что слухи о нашей доблести немного откладываются. Пойдем. Каллахан, наверное, уже развел костер. Я задубел в край.
Павел еще накинул броню из ткани Преданной поверх стеганки из шелкового беркада, пока Асгред ловил разбродившихся лошадей, затем они наполнили фляги ключевой водой и пошли на свет огня.
— Пламя подарило нам лисицу и ужа, — известил Каллахан, как только братья привязали лошадей к ближайшей коряге. Беременная Берта фыркала, натыкаясь мордой на колючки, когда срывала листья с наломанных ей Асгредом веток. — Лисица боролась со змеей, чтобы отужинать. К сожалению или счастью, судьба распорядилась иначе. Я поблагодарил несчастное животное за его смерть. Вы набрали воды? Мне нужно помыть руки.
Каллахан использовал половину фляги, чтобы смыть с рук кровь и сполоснуть распотрошенную лисицу с умело спущенной шкурой. Остальное он выпил. Братья уселись у костра прямо на пыльную холодную землю, на их лицах танцевали блики огня. Никто не разговаривал. Прошедший день впитал в себя усталость, голод, холод и страх. Танцующие языки пламени останавливали время, оттягивая грядущее завтра. Никто не хотел нарушать эту спокойную тишину. Слышались только глухие похрапывания засыпающих лошадей и треск сухих веток, ломаемых жаром огня. Вверх клубились дым и искры, тающие над головами. Жар искажал
