улыбке, Павел растер по грязным щекам несколько крупных слез. Он хоронил не первого друга, и на седьмом не выдержал. Его лицо стало еще чумазей. — Да это я просто так говорю… чтобы когда мы встретимся по ту сторону, ты не ворчал, почему я не сказал парочку слов тебе на дорожку. Ну это… вроде как все. Доброго тебе пути.
Асгред сделал то, что не смог Павел — наклонился и поднял камень:
— Ты говорил, что скучаешь по Хлоэ и хотел бы пойти за ней. Я подумал сначала, что это неправда, но, когда ты три года не приближался к женщинам, понял, что не врал. — Асгред примостил камень на последнюю выемку, лицо Хеларта скрылось из виду. — Ты сильно устал за последнее время, друг. Теперь вы отдыхаете с Хлоэ в небесных чертогах, и я рад за тебя. Нам тоже немного осталось — скоро конец пути, а потом мы отдохнем. Мы все отдохнем. Живыми или мертвыми.
После того как могила Хеларта еще немного подросла, рыцари навьючили коней, оседлали их и отправились в путь. Крайнон, словно молчаливая бескрайняя туча, плыл за ними по небу.
Конями они разжились еще у подножия Уральских гор, в сколоченной из стальных листов и треснувшего дерева таверне. Там подавали отвратительное пиво и сосиски совсем не из свинины, как было заявлено. Тогда Крайнон был еще совсем малышом и не привлекал к себе внимания, поэтому к крестоносцам отнеслись с умеренной неприязнью. Если бы хозяин таверны знал, что они снова привели за собой беду, ни за что бы не пустил на порог.
В заклад за четырех не очень молодых кляч они оставили свои байки, два из которых были почти новыми, чуть больше полугода назад вышедших с конвейера. Хеларт и Асгред взяли их еще в самом начале пути, покидая Агропояс. Деваться было некуда. Крутые извилистые тропы не оставили им выбора, копыта лучше справлялись с грязью, неожиданными поворотами и камнями, разбросанными повсюду.
Когда Каллахан почувствовал под собой живого зверя, невольно испытал облегчение. Стальные кони мчали быстро, заставляя кружиться голову, и он так и не смог к ним привыкнуть. Проявитель не мог удержать в себе нутро почти каждый раз, когда слезал с байка после быстрой езды. То ли дело конь. Бока у них круглые и удобные, как раз под обе ноги. Скорость самая нужная, не слишком большая, но и не пешая — любое нутро останется в желудке. И Каллахан всегда знал, когда надобно остановиться, чтобы конь вспенил сухую пыль под ногами теплой струей. По обыкновению своему, они делали это вместе, чтобы не удлинять путь. Проще говоря, Каллахан чувствовал коня и делил с ним все тяготы, и иногда даже пищу, как с братом, а байк ему другом не был.
Под ним фыркал смоляной конь, отгоняя ушами тучу мух, слетевшихся на смердящего Павла. Под Павлом плелся, видимо, совсем лишенный нюха и всякого норова мерин, наполовину рыжий, наполовину белый. Храмовник выбирал его сам — он не любил живых коней точно так же, как Каллахан — стальных. А потому выбрал самого спокойного, что ему сильно пригодилось.
Асгреду досталась дымчатая кобыла в яблоках, полгода как носившая в себе жеребенка. По дороге сюда Асгред то и дело спешивался и шел рядом, когда это было возможно. Хозяину было нечем кормить весь этот выводок — с недавних пор горы совсем облысели, и он решил сбросить ношу в обмен на хороший выкуп. Асгред жалел кобылку, и при первой возможности пересел на нового коня. Такая возможность случилась, когда умер Хеларт. Теперь Асгред ехал на совершенно рыжем, как и он сам, жеребце, ведя под уздцы беременную лошадь.
Крестоносцы держали коней подальше от Теней и телепортов, чтобы те не стали их добычей. Но от того, что наверху, их, скорее всего, уберечь не удастся, с тревогой думал Каллахан.
Храмовники не сразу заметили, что на землю опустилась ночь. Сначала все было серым, как и всегда, потом слабый свет стал еще серее и начал сгущаться, пока плавно не перешел во мрак. Пришлось им остановиться, чтобы не идти вслепую, хотя Каллахан настаивал на продолжении пути. «Яркие глаза осветят наш путь, а повороты укажет мое чутье». Через пару часов «яркие глаза» потухли, Павел с досадой выкинул выдохшуюся батарейку из эрфонового фонаря и выругался. Сделал вид, что расстроен. Однако, он так устал, что был рад этой поломке. Он был бы рад даже если его мерин свернет шею в этой кромешной темени и подохнет на месте, однако не мог показать слабости перед Проявителем.
— Гигант поглотил звезды, — Каллахан задрал голову, убеждаясь в своих словах — небо было совершенно черно, без единой звезды и большой грузной луны, что провожала их у таверны. — Мы дошли, куда надобно. Сделаем привал. Асгред, Хеларт, напоите коней, а я разведу огонь. В сухих ветвях здесь недостатка нет.
— Чем их напоить? — устало спросил Павел, сваливаясь с мерина. У него натерло между ног, и вся промежность горела.
— Водой.
— Откуда ж ее взять? У меня даже собственной слюны нет, чтобы смочить горло от этой вони.
Отодрав корочку от щеки, Павел брезгливо выбросил ее во тьму.
— За этим холмом течет ручей, — Каллахан указал на вершину, увенчанную светло-серым нимбом горизонта. — Я чувствую запах свежей влаги и слышу журчание. Ступайте осторожно и глядите под ноги.
Как и предсказывал Каллахан, за холмом оказался ручей. Он тек в широком устье между пологих склонов, и питался круглый год от снежной шапки на вершине далекой горы. Вдоль неглубоко русла росли редкая трава и кустарники. На удивление, на некоторых из них колючек было меньше, чем листьев. Храмовники напоили лошадей и отпустили их пастись — хоть какая-то еда, другой-то у них не было.
— И как же мы найдем эту Лысую гору? Здесь все лысое, от холмов до полян. Деревья торчат, как сухие руки мертвецов с пальцами врастопырку. Тут любую гору выбирай — найдешь какую-нибудь тварь, забившуюся в пещеру, — Павел побросал вещи на берегу, пробравшись в воду почти до колен. Он даже не умылся толком, сразу сел в прохладную воду, закрыв глаза от удовольствия. Горящая промежность остывала и было приятно, хоть и очень холодно. — Ох… как хорошо-то. Еще несколько километров в этом чертовом
