и все же в его душе еле теплилась надежда на спасение. Сопротивляться не было толку, и после отрывистого приказа он неохотно поднял руки. Названный брат приобнял его, скользнув ладонью по кушаку, - верно, чтобы найти потайной карман, - и неожиданно подмигнул, пока они стояли лицом к лицу. Диджле растерялся и залился краской: как он поспешил осудить благороднейшего человека, доверившись злым мыслям и их наветам!
Лисица забрал ятаган и после недолгих раздумий так и остался с ним стоять – девать его было некуда, не рискуя покалечиться.
- А теперь мне нужен тот, кто проводит нас, - заявил он влахам, указывая вдаль оружием. - До города.
Толмач передал его слова своим, и те переглянулись. В город им, по-видимому, хотелось не слишком, и Лисица добавил:
- О преступлениях его рассказать, задержаться на пару-тройку дней. На неделю может…
- На неделю, господарь? – на лице у влаха отразился страх.
- Если господин-начальник-капитан сочтет, что вы темните или навет кладете. Или вскроются дела какие. Всякое бывает, сами знаете.
Влах раздул ноздри и провел пальцами по жестким черным усам. Он отрывисто сказал что-то назад, и охотники загалдели, поднимая вверх ладони. Один даже полез за пазуху, чтобы ткнуть в сторону Лисицы ладанкой на плетеном разноцветном шнурке.
- Что они говорят?
- Надолго отлучаться нельзя никому. У Мирчи свадьба завтра, он уже созвал всех в округе, три бочки цуйки поставил, батюшка хлебов напек! У Петре мать хворая – как ее оставить? Да за скотиной пригляд нужен… Нет, господарь, никак мы не можем тебя проводить.
Они недобро и с опаской глядели на Лисицу, сгрудившись на краю, и невольно стало ясно: вот она, грань миров, та черта, через которую не переступить ни ему, ни им. Если б влахи захотели, то могли бы отбить Османа и настоять на своем – их пятеро против него одного. Но от них шел нутряной страх, будто Лисица мог приказать каждому броситься с обрыва, и у них не было бы иного выбора, кроме как послушаться.
- Но из лесу мы тебя выведем на короткую дорогу, - поспешил добавить влах. – Это уж, господарь, сердцем клянусь. Только ты уж осману этому спуску не дай. Пусть не ходит по нашей земле.
Он с ненавистью уставился на Османа, и Лисица нахмурился.
- Сам поведешь?
- Знамо так.
Названный брат одной рукой связал Диджле руки веревкой, взятой у одного из охотников, – несильно, только для виду. Диджле тяжело вздохнул, тоже для виду, и один из влахов на ломаном турецком оскорбил его – спокойно, точно говорил о послеобеденном сне. Жар бросилася Диджле в лицо: и это кровные сородичи, у которых он хотел найти мирной жизни, осесть и жениться! Отвечать он не стал, но горькое разочарование поселилось в его сердце. Названный брат ничего не заметил и помог Диджле спуститься со скалы, забрав себе его пожитки. Он чему-то время от времени улыбался, но Диджле уже опасался доверять здешним улыбкам.
У подножья влах кое-как пояснил Лисице, что им нужно подождать второй отряд из охотников, и, когда те появились, то вначале обрадовались тому, что Осман все-таки пойман, но при новости, что поймал его немец, помрачнели. Собаки, сбитые с толку тем, что охота столь бессмысленно завершилась, трусили впереди, изредка оглядываясь на людей.
Пока они шли по тропе, испещренной звериными следами, Диджле смотрел вниз, не поднимая глаз. Он чувствовал себя окончательно потерянным, а еще – опозоренным и очень усталым. Под ногами хрустели порыжевшие сосновые иглы, и названный брат что-то выспрашивал у усатого влаха, и время от времени желание скрыться в лесу становилось невыносимым.
На опушке леса, заросшей цветущим ракитником и тощей рябиной, влахи остановились, и Лисица придержал Османа за плечо, чтобы тот не ушел, куда глаза глядят.
- Вот тропа, - тот, что разумел по-немецки, указал Лисице на еле видный просвет между кустами. – Иди по ней, господарь. Через час выйдешь к реке и увидишь город. Только в низинах там заболочено. Ручьи.
Лисица вытер пот со лба: после прохлады леса здесь царило пекло, и он пожалел, что воды Осман подать так и не успел.
- Ручьи – это славно, - рассеянно ответил он. По разуму надо бы было взять кого-нибудь из влахов в провожатые, чтобы не вышло как с патрулем, но их сдержанная ненависть к Осману настораживала. Они боялись Лисицу, потому что принимали его за немца, и по той же причине – терпеть не могли.
Лисица вручил толмачу несколько хеллеров на добрую дорогу и махнул рукой, отправляя влахов восвояси. Он подтолкнул Диджле идти вперед, и тот покорно зашагал по тропе, уходящей вниз, не говоря ни слова, будто смирился со своей судьбой.
Глава 5
Когда провожатые скрылись за поворотом, Лисица выждал еще с полчаса и лишь потом остановил Османа. Тот не глядел ему в лицо, будто уже не надеялся на лучшее, и только, когда веревка соскользнула с его запястий, с удивлением посмотрел на своего спутника.
- Держи свои пожитки, - Лисица почти силой впихнул ему в руки мешок с пиалой и чепраком. – Я тебе не носильщик. От собственных натер плечо, а от твоих – второе.
Лицо у Османа дрогнуло, и он опять неловко опустился на колени, прижимая у груди единственное свое богатство.
- Знаешь, приятель, не
