– А так можно? – спросила Эльга.
– В конце жизни ему изменило зрение, – ответила Унисса. – Но букеты у него получались лучше, чем всегда.
– А он стал грандалем?
– Нет, – сказала Унисса. – Не успел. Ему всегда казалось, что еще чуть-чуть не хватает.
Роща начиналась в ложбинке, заросшей ягодником, и взбиралась выше по склону невысокого холма. Они прошли первые деревья. Унисса сорвала несколько листьев с нижних веток, растерла их в ладони, принюхалась.
– Хороший лес.
– А чем он хорош? – спросила Эльга, потянувшись к понравившемуся, почти прозрачному на солнце листу.
– А вот подумай, – сказала мастер.
Они бродили между деревьями. Здесь росли бук и орешник, кое-где, особняком, стояли дубы, кряжистые, морщинистые, с кронами, не пропускающими лучи солнца к земле. Под ними почти не было травы. А выше по склону качались гибкие стволы лебяжника.
Его узких листьев Эльга нарвала больше всего – к ним даже тянуться не приходилось, пригнул ветку – и собирай. Сак скоро распух, и листья внутри шуршали при каждом шаге. Словно переговаривались и выражали неудовольствие.
Мастер то пропадала за деревьями, то замирала на месте, сосредоточенно нахмурившись. Казалось, до Эльги ей совсем нет дела. Зелень слетала с ее ладони, пальцы щупали воздух у веток. Один раз она прошла очень близко от ученицы, и глаза ее были закрыты, но уверенный шаг никак с этим не вязался.
– Иди-ка сюда, – скоро позвала она Эльгу.
Между двух кочек над пышным ягодником прорастал тонкий серый ствол с лапчатыми красноватыми листьями. Унисса с улыбкой застыла около него.
– Знаешь, что это? – спросила она.
Эльга мотнула головой.
– Это редкое дерево, – сказала мастер. – На юге его зовут донжахин, что переводится как друг-приятель. Его листья в букете обещают встречу или весть от близкого человека.
– И сбывается? – спросила Эльга.
– Это уж как составишь букет.
– А можно сорвать?
– Конечно, – сказала Унисса.
Эльга потянулась за листьями.
– Осторожнее. – Мастер поймала ее пальцы. – Если хочешь, чтобы свойства листа сохранялись как можно дольше, отщипывать его нужно на ноготь от соединения черенка с ним самим. Ты должна почувствовать жилку, где можно. Поняла? И больше не срывай листья как попало. Они быстро умрут.
Эльга пристыженно кивнула.
– Давай. – Унисса отпустила руку девочки.
Лист затрепетал перед глазами.
Эльга наклонила ветку к себе, затем под одобрительным взглядом мастера повела пальцы к черенку. Чем ближе она подбиралась к лапчатому красавцу, тем, казалось, теплее становился черенок. Скоро даже можно стало уловить, как его пульс отдает в подушечки пальцев.
– Чувствуешь? – спросила Унисса.
– Да, – сказала Эльга.
Она отщипнула лист, передавив биение.
– Молодец, – похвалила мастер, скрываясь в зарослях. – Теперь собери еще два десятка. А на верхушке оставь.
Ветер шелестел в кронах. Солнечный свет прозрачными желтыми снопами прорывался сквозь ветки и кружевом ложился под ноги. Вилась безобидная мошкара.
Отбирая листья и бережно укладывая их в сак, Эльга задумалась, можно ли составлять букеты для самой себя. Вот сделалось бы ей грустно, а донжахин под рукой. Сложил букет, и – раз! – Тойма приехала. Или мама с папой.
А еще Рыцек.
Но нельзя, наверное. Эльга вздохнула. Мы же не себе служим, мы Краю служим и его кранцвейлеру. Спросишь, а мастер Мару опять дурочкой обзовет.
Эльга погладила лист, и ей показалось, что он отозвался на ее ласку легким покалыванием. Будто предложил подружиться.
– Ученица!
Махнув на прощание дереву ладошкой, Эльга помчалась на зов.
– Да, мастер Мару!
– Быстрей!
– Бегу, мастер Мару!
Сак хлопал по спине легким, шуршащим крылом. Деревья прыскали в стороны. С разбега Эльга чуть не влетела двумя ногами в ручей, но смогла отвернуть и не дала исстегать себя гибким прутьям лозовника.
– Эльга!
– Я здесь, мастер!
Унисса повернула голову на голос. Улыбка вспыхнула на лице.
– Быстро бегаешь. Подойди.
– Ага.
Эльга, хватаясь за ветки, спустилась в низинку.
Мастер стояла у приземистого дерева, почти напрочь лишенного коры. Вверху оно, кажется, даже горело. Но раздвоенный ствол еще жил, на высоте человеческого роста полный тонких побегов с большими листьями.
– Это золотой дуб, – сказала Унисса Мару, нежно оглаживая трещины дерева.
– А почему золотой? – спросила Эльга.
– Солнце выглянет, увидишь. Это дерево славы.
– Можно собирать?
Эльга, привстав на цыпочки, потянула руку к близкому листу.
– Погоди.
И мастер, и Эльга задрали головы к небу, ожидая, когда своенравное, закрывшее солнце облако отползет по своим облачным делам. Вот оно сместилось левее, будто проглотив жаркий солнечный блин, вот, проглоченное, посвечивая, скатилось в пухлый, несколько провисший к земле живот, а вот…
Ах! Солнечный свет ударил вниз, и листья дерева будто взорвались, сделавшись золотисто-прозрачными. Эльга видела каждую жилку и искорки, слетающие с закругленных кончиков. Казалось, весь дуб оделся сияющим ореолом.
Золотой! По-настоящему золотой!
– Мастер Мару!
– Скажи, красота?
– Да, мастер Мару!
Унисса жмурилась, глядя на играющий свет. Ветерок играл ее светлыми волосами.
– Вот сейчас, – сказала она, – листья можно срывать. В них будет немного солнца. Поняла? Рви.
Эльга поймала первый лист.
– Осторожней, не обожгись! – предупредила мастер.
Девочка в испуге разжала пальцы. Унисса фыркнула и ловко обобрала сияющие листья с Эльгиной ветки.
– Не всему нужно верить.
– Мастер Мару!
– Я жду тебя на опушке. – Мастер поднялась по склону холма и остановилась на его верхушке. – Не заблудишься?
Эльга обиженно промолчала.
– Жду полчаса, – объявила мастер.
И пропала.
– Не всему нужно верить! – кривляясь, передразнила ее Эльга.
Она поймала ветку с добрым десятком золотистых, просвеченных солнцем листьев.
– Я возьму побольше, – сказала она дубу, пережимая черенок листа. – Я не из жадности, а просто про запас. Завтра мы идем в Дивий Камень, а там может не случиться такого дерева, как ты. И, видишь, я очень осторожно.
