деловой сделки. Или, по крайней мере, так гласило ее властное сообщение накануне вечером. Вчера после моего ухода у нее явно случился приступ тревоги, потому что девушка отправила несколько сообщений, в которых волновалась обо всем, что может пойти не так на вечеринке ее родителей, и ей пришла в голову гениальная идея о списке правил. Зная Нору, у нее наверняка будет заготовлена папка с бумагами и припасен нотариус для заверки наших подписей.
Не могу дождаться.
Я никогда не был в квартире Норы, поэтому мне интересно увидеть ее вне пекарни. И без того дурацкого халата. Вечер, когда она пришла на мой тридцатый день рождения, был единственным, когда я видел ее нарядно одетой. Я до сих пор не могу выбросить из головы ее образ в той красной майке. Просто, но эффектно.
Стать фальшивым кавалером Норы, возможно, было моей лучшей идеей.
И самое безумное, что это даже не моя идея. Я не ожидал от нее такого. Особенно учитывая, что она такой интроверт. Боулдер — маленький город, а я никогда не встречал ее на улице. Добавьте к этому тот факт, что Нора живет над своей пекарней в центре Перл-стрит, где полно баров и ресторанов, можно предположить, что она — домосед.
Когда паркуюсь перед пекарней, солнце уже садится. У Норы прекрасная недвижимость с большим потоком туристов и местных жителей. Кроме того, ее здание историческое, что придает пекарне особую атмосферу. Второе здание будет похожим, когда подрядчики завершат процесс реставрации. Лучшее в этом то, что в Денвере мало специализированных пекарен, подобных этой, так что жители не поймут, что их поразило. Крупоны Норы невероятны и вызывают привыкание. Хотя я до сих пор не уверен на сто процентов, что моя зависимость не от Норы, а от ее выпечки.
Я обхожу здание и нахожу зеленую боковую дверь, о которой Нора подробно рассказала в своем сообщении. Нажимаю на кнопку с надписью «Донахью» и терпеливо жду.
— Да? — раздается голос Норы по внутренней связи.
— Привет, это Дин Мозер, твой эскорт на ночь с большим достоинством.
Молчаливая пауза на другом конце заставляет меня на мгновение пожалеть о своей шутке, но она, должно быть, простила меня, потому что я слышу, как замок открывается без единого слова. Как только начинаю подниматься по лестнице, в нос ударяет восхитительный запах мяса и заставляет мой желудок урчать.
Дверь квартиры наверху лестницы открывается, и из нее выходит Нора с измученным видом.
— Я как раз заканчиваю готовить соус беарнез, проходи.
Девушка поворачивается, и босыми ногами шлепает по длинному коридору квартиры. Я следую за ней, рассматривая потертые джинсы и белую футболку, завязанную узлом на талии, обнажая бледную кожу прямо над клетчатым фартуком. Ее повседневный вид совершенно не сочетается с моими клетчатыми брюками, футболкой и небесно-голубым пиджаком, которые я надел на то, что она описала как деловую встречу.
Как бы там ни было, когда я сворачиваю за угол в светлую кухню с выбеленными стенами, белыми шкафами, большой плитой, раковиной и островом со столешницей из кремового мрамора, мой желудок снова доказывает, что ему нравится запах.
— Надеюсь, ты ешь красное мясо, — говорит Нора, помешивая что-то на плите.
— Я хищник. — Снимаю пиджак, рассматривая задницу Норы в обтягивающих джинсах.
— Очень большой, как я слышала, — говорит она, оглядываясь через плечо и ловя меня за подглядыванием прежде, чем я поднимаю взгляд.
Ничего не могу с собой поделать. У Норы есть изгибы, которые следует оценить по достоинству. Я любитель задниц, ау Норы, возможно, лучшая из всех, что я видел. Уму непостижимо, зачем она прячет свои изгибы под дурацкой униформой.
Выбрасываю из головы ее образ в одном фартуке и направляюсь в примыкающую к кухне гостиную, окна которой выходят на Перл-стрит. Смотрю вниз и вижу, что на улице зажглись фонари, а люди спешат по домам.
— Как давно ты здесь живешь?
От плиты доносится шипение, когда Нора отвечает:
— С тех пор, как купила пекарню, так что… лет восемь, наверное?
Я киваю, нахмурившись.
— Сколько тебе было лет, когда ты открыла «Проснись и пой!»?
Она оглядывается через плечо.
— Пытаешься угадать мой возраст, Мозер?
— Нет, пытаюсь понять, как девушка двадцати с небольшим лет смогла позволить себе пекарню и квартиру на Перл-стрит. Это хороший район.
Она кивает и отворачивается к плите.
— Мне было двадцать два, то есть сейчас мне тридцать, если хочешь знать. И я попросила отца совместно оформить кредит на бизнес. — Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Полагаю, тебе не пришлось брать кредит, чтобы инвестировать в пекарню в Денвере?
Я игнорирую этот вопрос и заворачиваю за угол, чтобы заглянуть за матовые раздвижные двери. Они ведут в спальню с идеально застеленной белой кроватью, покрытой белыми подушками. На дальней стене висит большая черно-белая фотография Эйфелевой башни.
— Ты уже бывала в Париже? — спрашиваю я, возвращаясь на кухню и садясь за мраморный остров.
— Пока нет. — В ее голосе слышатся тоскливые нотки, когда она наливает сливочный соус в стеклянную соусницу. — Но это первое место в моем списке.
— Почему Париж? Почему не Таиланд, Бразилия или Южная Африка?
Она недоуменно смотрит на меня.
— Тебе действительно нужно задавать этот вопрос пекарю? Париж известен своей выпечкой и десертами. Это как Мекка для пекаря. К тому же, моя подруга Мишель из кулинарной школы живет там, и она всегда присылает мне фотографии парижских пекарен, и это просто… так вдохновляет. Гораздо больше, чем старый добрый Боулдер, штат Колорадо. Я бы с удовольствием переехала туда когда-нибудь.
Я киваю и улыбаюсь, когда она подталкивает ко мне бутылку красного вина и два бокала, молча приказывая мне открыть и налить. Я делаю то, что велено, пока она накладывает на тарелку то, что выглядит как стейк из филе с брокколини и каким-то причудливым картофелем.
— Похоже, ты и готовишь неплохо.
Взгляд ее голубых глаз поднимается и встречается с моим.
— Ты еще не пробовал. На вкус может оказаться редкой гадостью.
Я недоверчиво усмехаюсь.
— Нюх редко меня подводит.
