слезы унесли с собой опустошение и безразличие, заставив меня снова взять свою жизнь под контроль.
Уход за мамой, работа, подготовка к сессии не давали времени на глупые мысли и не позволяли расслабиться.
Первое время я с дрожью ждала нового звонка или, не дай бог, встречи с Беловым, но к моему счастью он не появился ни через неделю, ни через две.
Болезнь мамы, увы, прогрессировала и пришло страшное осознание, что скоро я останусь совсем одна. Я старательно гнала от себя эти мысли, но отрицать очевидное становилось все сложнее. Она таяла на глазах, хоть мы и делали все возможное для ее лечения.
В таких заботах и волнениях незаметно пролетели новогодние праздники, отмеченные с мамой и Ларисой Петровной, пришла пора экзаменов. Их сдача заняла все свободное время, на четвертом курсе хотелось уже получать нормальные оценки, а не что попало. К тому же я усиленно взялась за подготовку диплома, хоть мой научный руководитель и удивлялся такой прыти. Но я самой себе и маме должна была доказать, что повзрослела и готова взять на себя ответственность за собственное будущее.
Однако это проще сказать, чем сделать и мою уверенность качественно подтачивал предстоящий экзамен по физике и новая встреча с Пятницким. Вот уж чье поведение вообще представлялось непредсказуемым. Я так и не поняла, что именно произошло при нашей последней встрече и никак не могла объяснить его странную реакцию, а после и вообще нечто, напоминающее защиту. Не сговариваясь мы не обсуждали это и с Ксюшей, хотя подготовкой к экзамену занимались вместе. Я рассказала ей все, что произошло со мной, поэтому темы, связанные с этим преступлением с молчаливого согласия оказались под табу.
На экзамен я шла как на плаху, надеясь получить хотя бы тройку. Я вызубрила всю теорию, но вот практические задачи так и остались для меня загадкой.
— Это все потому что ты на лабы не ходила, — укорила меня подруга, — на самом деле он классно все объясняет, если слушать.
— Ключевое — если слушать, — вздохнула я, засовывая в карманы шпаргалки с электрическими цепями.
Однако, вопреки опасениям, экзамен прошел ровно и спокойно. Я написала два теоретических вопроса и прогнозируемо завалила практику, получив в зачетку желанную тройку. Ни словом, ни взглядом преподаватель не дал мне никаких поводов для беспокойства — был как обычно спокоен, требователен и сдержан. Единственным проявлением легкого интереса было то, что пока я рассказывала свой билет, он между делом пролистал зачетку, и в этот момент я сильно порадовалась, что основными оценками были «отлично» и «хорошо». И только покинув аудиторию, я поняла, что улыбаюсь. По-настоящему, искренне, первый раз за последние полтора месяца, не смотря на «трояк». И еще большим открытием для меня стало то, что мне вдруг стало небезразлично, что обо мне думает Пятницкий. Внезапно появилось желание в следующем, последнем для физики, семестре доказать ему, что в голове у меня не пусто, тем более, когда между нами установилось хрупкое равновесие и может даже понимание.
— Ты прямо вся сияешь, — мимоходом заметила Ксюха, догоняя меня около буфета в холле.
— Сдала с первого раза — уже успех, — отозвалась я, покупая себе кофе, — сейчас можно немного выдохнуть и поработать.
— Магазин работает нормально?
— В плановом режиме, я сейчас стараюсь не рекламироваться сильно, боюсь просто не смогу успеть выполнить все заказы. Сейчас хоть есть время подготовить запасы.
— Слушай, — Ксюха села рядом со мной на подоконник, — почему ты вообще пошла на химический? В твоем характере гораздо больше творческого, чем вот такого…. Химического…. Украшения, которые ты делаешь в некоторых случаях уже подходят под определение ювелирных.
— Ну знаешь, — рассеялась я, — мне нравится этим заниматься, к тому же, чем дороже и лучше материалы я покупаю, тем легче с ними работать. Но и химия мне помогает: открою тайну я малость усовершенствовала состав витрали для более стойкого покрытия. Плюс, сейчас подтягиваю английский, правда больше письменный, чем разговорный, но тоже не плохо. Но еще даже два года назад моя работа была просто хобби, работой она стала…. Вынуждено.
— Вообще, ты молодец, — сообщила подруга, которая обычно редко говорила мне что-то хорошее, чаще ругала за легкомыслие. — Поехали домой?
— Не, я Ларису дождусь. Приедешь ко мне в каникулы?
— Конечно, поучишь меня руками-крюками работать..
— А ты мне постараешься физику объяснить.
— Ого, это что-то новенькое, — рассмеялась подруга.
— Надоело чувствовать себя блондинкой. В конце концов жизнь длинная, вдруг мне придется заменять дома лампочки.
2
Промчался январь с его морозами и ветрами, за ним февраль с буранами и метелями. К середине марта погода заметно улучшилась, наконец-то стало выглядывать солнце, все чаще и чаще небо, вместо серого и тяжелого, было голубым и по-весеннему высоким.
— Лариса Петровна, — я влетела в деканат после занятий, — можно попросить?
— Попросить можно, то что дам — не факт, — отвлекаясь от напечатания документов ответила она, — что надо, Лель?
— Маме очень хочется, чтоб дома был плющ, такой как у вас, — я кивнула на стену, где под самым потолком располагалась полка с растениями, — сегодня тепло, и если я срежу росток, то смогу довезти его до дома. Пока мама в больнице, посажу его и будет ей сюрприз!
— А на лабораторные ты не собираешься, что ли? — подозрительно подняла она голову.
— Собираюсь, конечно, а потом еще с дипломом поработаю. А сейчас поставлю сейчас росток в воду у Дмитрия Борисовича в лаборатории, вечером заберу. Вы ж сегодня до трех? Вот и решила сейчас зайти.
— Петров ничего сейчас не говорит, что ты бешенными темпами к диплому готовишься?
— Неа, — рассмеялась я. — Ваша работа или Анатолия Борисовича?
— Совместная, — улыбнулась Лариса. — Радуйся, что Мохов к тебе так лоялен.
— Да он, по-моему, ко всем нам лоялен. Нам вообще повезло с деканом.
— Это точно, — пробурчала она, — пороть вас, саранчу, надо. А он с вами нянькается.
Часто Лариса ворчала на нашего декана — своего нынешнего начальника, — но чаще всего, о невиданное дело! с уважением и любовью. Впрочем, его мы все любили и за строгость, и за лояльность, и за помощь, и за добрый, веселый нрав. Невысокий, кругленький, похожий на доброго мишку, если дело касалось защиты студента он превращался во льва. И ведь отстаивал, каждому давал второй шанс. Но не третий.
— Анатолий Борисович у себя? — спросила я улыбаясь.
— Нет. К нему сейчас Пятницкий должен прийти, вот ушел пообедать перед встречей.
Ни для кого секретом не было, что Пятницкий и наш декан были приятелями, если не сказать — друзьями.
