на этот раз оставив зрителей без ожидаемого спектакля.
После лекции Ксюха, взяв на себе ведущую роль, подошла к нему.
— Геннадий Иванович, можем мы сегодня сдать последнюю лабораторную? — неуверенно спросила она. — Если у вас есть время. Мы полностью готовы.
Пятницкий отвлекся от сбора своих вещей и посмотрел на нас. Я отвела глаза, ожидая новых насмешек и злословия, но — о чудо! — он просто кивнул и указал глазами на парту.
— У меня есть пятнадцать минут, — сухо сообщил он.
— Мы успеем, — уверила его моя подруга, на ходу доставая тетради. Я последовала за ней. Щека болела все сильнее и мне уже с трудом удавалось сдерживаться и не морщиться. Надо было хоть Немесил выпить перед лекцией, что ли….
Ксюха бодро начала рассказывать тему, а я лишь кивала вслед за ней, стараясь сконцентрироваться и не потерять нить разговора, в случае, если вопросы будут адресованы мне. Но вопросов не последовало.
Пятницкий внимательно смотрел на нас, даже не глядя на нарисованные нами схемы и формулы, не проверяя расчетов. А потом внезапно спросил.
— Соколова, кто это сделал?
Что?!
Мне показалось, что я ослышалась. Ксюха замерла с открытым ртом.
— Кто это сделал? — жестко, даже зло, повторил Пятницкий, — кто тебя ударил?
У меня от ужаса перехватило дыхание.
— Что? Что…. — я начала заикаться, — нет, это… я упала… со стремянки. Лампочку вкрутить пыталась, — боже, как же жалко звучали мой голос и мои слова.
— Держишь меня за идиота? Думаешь, я не знаю, как выглядит удар? Причем кулаком. Кто это сделал? — он протянул руку и коснулся моего синяка. Легко, едва заметно, кончиками пальцев, но мне и этого было достаточно. Я отшатнулась от него и резко перехватила за запястье.
— Не смейте трогать меня! — почти прокричала я, крепко держа его за руку.
Рукав длинного свитера соскользнул с моей руки, открывая взгляду и подруги и физика следы на запястьях — зелено-фиолетовые, позорные. Я почти забыла о них и потеряла бдительность. На долю секунды мы все трое молча уставились на синяки.
— Леля….. — прошептала Ксюха, закрывая рот рукой.
Меня затрясло, из глубины души поднимался дикая, всеохватывающая ярость. Всю неделю я пыталась хоть как-то восстановить свой мир, равновесие, а тут, всего за несколько минут все усилия полетели к чертовой матери.
— Это не ваше дело! — почти пролаяла я в ярости — Не ваше чертово дело, ясно?
Пятницкий, весь белый и злой, освободил свою руку от моего захвата.
— Давайте зачетки, — тихо сказал он и быстро расписался в книжечках, поставив такой желанный для меня зачет.
Выхватив у него документы и схватив сумку, я ни слова не говоря вылетела из пустой аудитории и побежала прочь по длинному коридору.
— Леля! — кричала мне вслед Ксюха, пытаясь догнать меня, — подожди!
Но я не хотела сейчас говорить даже с ней. Не хотела ничего объяснять или оправдываться. Враз в голове вспыхнуло множество смешанных и ярких чувств: гнев, даже ярость, страх, презрение, злость, обида и много чего еще. Словно то, что произошло в классе, прорвало плотину пустоты и боли. Я задыхалась, чувствуя себя рыбой на воздухе.
Сбежала по лестнице на первый этаж и внезапно остановилась. В холле, возле буфета, меня ждала Рита.
— Ты! — прошипела я.
— Оль, пожалуйста, давай поговорим, — она умоляюще смотрела на меня, но мои глаза застилала пелена ненависти.
— Что тебе непонятно, Рита? Я не хочу, не желаю тебя больше знать и видеть!
— Послушай, я не виновата….
— Конечно! Это ведь я бросила тебя в том кошмарном доме, это ведь я забила на твою безопасность! Это ведь я не вернулась обратно и не забрала тебя, так, Рит? Ах, нет, простите, все было наоборот! — на мои крики обернулись все те немногие студенты, кто еще оставался в холле, но мне уже было плевать.
— Оля, я…. Ты не понимаешь…. Мне запретили.
— А ты и послушалась, — внезапно мне стало смешно. Я смотрела на нее, такую жалкую и растерянную, и видела насквозь всю ее лживую и трусливую натуру. Увидела ее завистливость и эгоизм, ее самоуверенность и глупость, увидела все то, чего раньше старательно не замечала, потому что любила.
Я смотрела на нее и понимала, что никакие сказанные ею слова не заставят меня забыть то, что я увидела. Понимала, что дружбе пришел конец — окончательный и бесповоротный и ничего, абсолютно ничего в этом мире уже не исправит этого.
Она что-то лепетала в свое оправдание, а мне становилось все жарче в груди, все сложнее не сорваться и просто не покрыть ее матом, не вцепиться ей в волосы, выплескивая из себя скопившуюся во мне горечь и злость.
— Уходи, — почти шепотом приказала я. Но мой шепот был похож на крик.
Она замолчала, глядя на меня полными фальшивых слез глазами и попятилась.
— Уходи! — повторила я, — пошла вон!
Чьи-то руки вцепились в меня не давая сорваться окончательно. Я хотела стряхнуть с себя раздражающее препятствие, но руки держали крепко.
— Не надо, Леля, пожалуйста, — шептала Ксюха, крепко держа меня за плечи.
— Маргарита Ракова! — жесткий, хлесткий, злой и холодный голос Пятницкого прогремел на весь холл. — Если мне память не изменяет вы учитесь на юридическом факультете?
— Д…да, — прошептала Ритка.
— Вы корпусом ошиблись! — отчеканил Пятницкий. — Еще раз увижу вас здесь, поговорю с вашим деканом, может вы решили перевестись?
— Н…нет… простите, — Рита резво развернулась и почти бегом вылетела прочь.
Я тяжело дыша оперлась на руку Ксюхи. Внезапно из глаз хлынули слезы, я с трудом сдержала рвущиеся наружу рыдания. Но как ни странно со слезами уходили и ненависть, и злоба, и боль, и отчаяние. Пришла усталость и…. облегчение. Мы обе сели на ступеньки, и я уткнулась лбом в плечо подруги.
Дышать стало легче, я почти справилась.
— У тебя кровь, — заметила Ксюша, кивая на мои пальцы, на которых я содрала несколько заусениц.
— Фигня, — голос звучал гнусаво, — хреново вышло….
— Да ладно, мы девочки — нам можно.
— Много людей нас видели?
— Не, время-то позднее. Да и попадаться под горячую руку Пятницкого дураков нет. Он когда взбесился, все вмиг испарились.
— Он ушел?
— Да, когда Ритка ускакала, оделся и ушел.
— Черт, я облажалась, Ксюх. По полной облажалась. Со всех сторон, куда не посмотри.
— Ну, я бы так не сказала. Все мы лажаем, время от времени.
Я положила голову ей на плечо. Говорить не хотелось, все было понятно и без слов.
Часть 2. Жизнь после. 1
Как ни странно, после эмоционального взрыва мне стало лучше, значительно лучше. Ярость и
