сделать из молодых немцев хороших европейцев – дать им какую-то роль в реорганизации Германии и Европы, и это восстановит и повысит их самоуважение.
Некий промежуточный курс был выбран исследовательской группой Чэтем-Хаус, которая в 1943 году рассмотрела и отвергла как невозможные обе альтернативы – то есть целиком принудительную политику и всестороннее сотрудничество:
«Атлантическая хартия фактически гласит: никаких нацистов и никакого оружия, а в остальном – сотрудничество. Это означает, что на самом высоком политическом уровне равенство с Германией не допускается, и до тех пор, пока это так, не допускается даже намека на что-то иное. Если возможно сотрудничество ниже этого уровня, то оно должно стать искренним и осуществляться без оговорок, задержек и неприятностей… Целеустремленность в главном и умение в непредвиденных обстоятельствах выставить все в выгодном свете позволят добиться большего, чем хитроумная разработка конкретных гарантий».
Можно с уверенностью сказать, что такое предпочтение компромисса было типичным для мнения большинства в Великобритании. Средний англичанин верил, что с немцами нужно вести себя твердо; он был склонен принять тезис Ванситтарта о том, что единственное, что они понимают, – это сила. Но желание отомстить как таковое было на удивление невелико, и, вопреки широко распространенному в Германии мнению, вопрос устранения торгового конкурента не играл в общественном сознании почти никакой роли; более того, уже упомянутое исследование Чэтем-Хаус включало «потерю торговли с Германией, ex hypothesi доведение до нищеты» как часть цены, которую придется заплатить за карательную политику. В такой умеренности не было особых достоинств; кроме того, что она могла быть обязана природной доброте, она основывалась на убеждении, что бесполезность крайних мер доказана опытом. Поколение 1945 года было решительно настроено не повторять ошибок своих отцов. Economic Conse quencesofthePeace («Экономические последствия мира») Дж. М. (позднее лорда) Кейнса и AssizeofArms бригадного генерала Моргана с их несколько различающимися выводами были приняты близко к сердцу. Предстояла тщательная работа по разоружению Германии – работа, которую нельзя было со спокойным сердцем оставить самим немцам; такая работа включала бы в себя и уничтожение оружейных заводов. Лица, ответственные за преступления, должны быть наказаны, и должны быть предприняты разумные шаги для обеспечения компенсаций индивидуальным жертвам. Но нет смысла пытаться взыскать крупномасштабные денежные репарации, хотя, наверное, можно найти способ заставить Германию помочь в возмещении причиненного ею ущерба. Помимо таких ограниченных мер, попытка заставить Германию страдать отзовется и на других странах мира.
Идея о том, что Германия станет меньшей угрозой миру, если у правительств земель окажется больше полномочий, а у центрального правительства – меньше, получила широкую поддержку, но трудности, связанные с навязыванием таких изменений силой, не остались незамеченными. В долгосрочной перспективе единственным решением считалось добиться изменения взглядов самих немцев. Тот факт, что это, безусловно, будет трудно и, вероятно, невозможно, не помешал людям почувствовать, что попытку все же стоит предпринять.
В 1942 году был создан межведомственный комитет под руководством сэра Уильяма Малкина (юридического советника министерства иностранных дел) для обсуждения проблемы репараций и «экономической безопасности», под которой подразумевалось лишение Германии ресурсов, необходимых для ведения современной войны. Они рассмотрели схему денежных выплат Германии, которые должны были начаться через несколько лет после войны, чтобы ее освобождение от расходов на оборону не превратилось в итоге в некое положительное преимущество. Но в основном они выступали за то, чтобы репарации осуществлялись в натуральной форме, и даже в этом случае не питали иллюзий относительно сумм, которые можно таким образом взыскать. Второй орган, известный как Комитет экономического и промышленного планирования, рассматривал широкий спектр послевоенных проблем, включая желательный уровень производства стали в Германии. Высшие министры с неохотной обременяли себя докладами этих комитетов, но летом 1943 года заместителю премьер-министра К.Р. Эттли поручили рассмотреть вопрос о том, какие меры следует принять в отношении Германии после капитуляции. Вероятно, именно здесь идея тотальной оккупации впервые приобрела официальную форму; она, несомненно, была вдохновлена теми сведениями, которые поступили от бригадного генерала Моргана и других об уклонении Германии от выполнения версальских положений о разоружении, и, как следствие, верой в то, что в следующий раз союзники должны быть в состоянии сами обеспечить выполнение таких мер. Предложения о разделении Германии на зоны, каждая из которых будет оккупирована отдельной державой, несомненно, возникли именно здесь. Министерство иностранных дел в свое время выдвигало идею межсоюзнической оккупации всей Германии, и это обсуждалось в Вашингтоне, но военные единодушно высказались против.
Причины достаточно очевидны, и, хотя в ретроспективе такой вариант кажется привлекательным, трудности его реализации в условиях того времени были бы огромны; совместная англо-американская оккупация Запада представлялась более практичной, но она была исключена из опасений отчасти потому, что это будет выглядеть как какой-то «заговор» против русских, а отчасти из-за нежелания американцев связываться с британцами. Планы, сформулированные Комитетом Эттли, были «одобрены» и переданы в Вашингтон, где нашли отражение в более общем плане, представленном Госдепартаментом министрам иностранных дел в Москве; затем они были переданы в Европейскую консультативную комиссию, но ни разу не были признаны «достаточно актуальными или практичными, чтобы быть вынесенными на рассмотрение Военного кабинета». Даже в Ялте Иден сказал Молотову, что, хотя германская проблема на техническом уровне изучена, Военный кабинет не обсуждал ее.
В Тегеране Черчилль, проигнорировав (или, возможно, по незнанию) предложения Эттли, опроверг предположение Сталина, что в принципе возражает против расчленения Германии, предложенного Рузвельтом, но указал, что если части, на которые будет разделена Германия, не будут присоединены к другим территориям, то они потом воссоединятся. «Вопрос не в том, чтобы разделить Германию, а в том, чтобы дать жизнь отрезанным частям… Даже если удастся растянуть все на пятьдесят лет, это уже немало»[8]. Похоже, он занял еще более уступчивую позицию в Москве в октябре 1944 года, когда призвал Сталина подумать о федерации южногерманских государств (включая Австрию), отдельной Рейнской области и международном контроле над Руром, Сааром и Кильским каналом – предложения, почти идентичные тем, которые содержались в плане Моргентау.
В целом Черчилль разделял нелюбовь Рузвельта к «разработке планов для страны, которую… еще не оккупировали». В конце 1944 года он писал Идену:
«Было бы ошибочно пытаться на листочках бумаги описать, какими будут обширные эмоции возмущенного и трясущегося мира сразу же после окончания борьбы или когда на смену горячности неизбежно придет холодный озноб. Эти повергающие в трепет эмоциональные приливы и отливы чувств доминируют в сознании большинства людей, и отдельные фигуры становятся не только одинокими, но и бесполезными. Советы по таким повседневным вопросам даются нам постепенно, шаг за шагом или, в крайнем случае, на шаг
