Бровями союзна». И фигурой не обделили матушка с батюшкой. Проходу мне парни не давали, а я в агронома приезжего влюблена была, в Степана Романовича. Ну а как же: высокий, красивый, образованный. Не чета нашим парням. И он меня приметил, ухаживал красиво, цветочки дарил, конфеты шоколадные покупал. А когда посватался Степан – от счастья чуть с ума не сошла, согласилась, конечно. Свадьбу сыграли, зажили как все люди. Год живём, другой, третий. Замужние подруги уже все с детками, а у нас всё никак не получается.Вот и заметила я, что стал мой Стёпочка, Степан Романович, искоса на меня поглядывать. Смотрит задумчиво, а у меня от этого взгляда всё сжимается в груди. А потом стал на работе задерживаться, то во второе отделение колхозное ездил, то с председателем чегой-то там считали. Приходил за полночь и спать ложился на диванчике. Кумушки-сплетницы весть мне принесли: мол, у Стёпы твоего полюбовница завелась, с ней он времечко проводит. А я не верила, прочь гнала их: не такой мой Стёпа, любит только меня, а что поздно домой приходит – так работа у него такая, ответственная и трудная.
А как-то летом жду мужа, а его всё нет и нет, не спится мне. Вышла на улицу: красота, луна светит, кузнечики стрекочут. Иду по улице не спеша, слышу – у Вали-продавщицы возле дома парочка милуется. Вальку сразу узнала, а кавалера её нет. Хотела тихонько назад отступить, а кавалер Вальку поцеловал в последний раз и пошёл по улице в мою сторону, тихонько посвистывая. А я к забору чужому прижалась, ни жива, ни мертва: узнала я мужчину, Стёпа это мой был, и мотив этот насвистывал он всегда, когда в добром расположении духа был. Прошёл Степан мимо, не заметил меня. А я на ватных ногах и с колотящимся сердцем следом потащилась. Зашел супруг в дом, а я заходить боюсь, все внутри от обиды дрожит. Ну, кое-как дрожь уняла, захожу, а муженек укладывается на свой диван. Брови поднял, на меня смотрит удивлённо, мол, где шаталась, жена, среди ночи? Встала я у притолки, смотрю на Степана, и видно, что-то в моём взгляде было такое, что понял он, что я всё про них с Валентиной знаю.
– Знаешь? – спрашивает.
– Знаю… – отвечаю чуть слышно.
Вздохнул Степан.
– Ну и к лучшему, давно объясниться нам надо было. Любовь у нас с Валентиной, она уже и ребёночка от меня ждёт.
– А со мною что же было? – шепчу помертвевшими губами.
Снова Степан вздохнул.
– И тебя любил, да только пустоцвет ты, дитя от тебя не дождаться. А Валюха вон сразу понесла. Давай, Варя, по-хорошему на развод подадим, без скандала, да я на Валентине женюсь, а то уж живот заметен у неё. Не хочу, что бы бабы за её спиной судачили, да и негоже ребёночку вне брака рождаться.
Захолонуло всё у меня внутри, замерло. Выскочила я из дома, да и к реке побежала, хотела утопиться. Бросилась в воду, до середины реки доплыла, а утонуть не получается. Я с детства плаваю, выталкивает меня вода, руки-ноги сами работают. Устала я топиться, к берегу поплыла. Вылезла, села на песочек, холодно мне, перед рассветом всегда холодает. Дрожь меня пробирает, зуб на зуб не попадает. И такая меня злость-обида взяла на саму себя, что с жизнью расстаться из-за подлеца хотела! Вспомнила, что на краю леса дуб огромны растет. У нас на селе его Мокошиным дубом называют, по преданию его сама Мокошь, языческая богиня судьбы посадила в незапамятные времена. Ходят тайком к дубу женщины, счастливой доли просят для себя. Вот и я побежала к этому чудесному дереву, подумала: попрошу ребёночка у Мокоши. Вдруг поможет, рожу себе, назло Стёпке и Вальке.
Бабушка засмеялась.
– Дурочка была я, конечно, молоденькая, 21 год только исполнилось. Не думала о том, что деток в любви надо рожать, а не назло кому-то. Ну, так слушай дальше. Прибежала к дереву, а оно огромное. Как просить Мокошь о ребёночке – представления не имею. Обхватила ствол дуба руками, прижалась щекой к шершавой коре, глаза зажмурила и шепчу: «Матушка Мокошь, пошли мне ребёночка, не дай пустоцветом по жизни пройти!» Не знаю, сколько раз я это прошептала дубу, только отклика никакого. Замерзла я пуще прежнего, села под дубом, спиной прислонилась к тёплому стволу. Домой идти сил нет, да и не хочу, чтобы меня муж в таком состоянии видел. Вдруг слышу – кто-то шуршит в траве, зверюшка какая-то. Пока я думала-гадала, кто это может быть, зелёные глаза совсем рядом блеснули. «Мя-я-я- у!» Котик чей-то об мои ноги потерся. Большой такой, пушистый белый, я его погладила, он и замурчал. Потом отошел в сторонку и снова «Мя-я-я-у», словно зовёт за собой. Я поднялась и за котиком пошла, месяц светит, хорошо пушистика видно. Совсем недолго мы шли, глядь – избушка в лесу стоит, в окошке свет теплится. Котик на крылечко зашёл, оглянулся в последний раз на меня и нырнул в кошачий лаз. Я стою возле двери в раздумьях постучать или нет, вдруг дверь сама открылась, и вышла женщина на крыльцо, высокая, статная, со свечой в руке. Меня увидела, запричитала.
– Да что ж ты стоишь то вся мокрая и не заходишь? Ну-ка пойдём!
Я долго раздумывать не стала, следом за женщиной в избу вошла. Хозяйка свечку поставила, принесла мне большое пушистое полотенце и халат чистый подала, вытерлась я, переоделась. А хозяйка уже чашку чая мне приготовила. Я отхлебнула разок, другой и так мне хорошо стало, так спокойно, спать сразу захотелось. А хозяйка меня давай расспрашивать, как я ночью в лесу оказалась, да вся мокрая к тому же. Я ей всё без утайки рассказала: и про мужа изменника, и про любовницу его беременную, и про то, что деток у нас с ним нет. И про то, как утопиться хотела, а потом передумала и пошла к мокошиному дубу помощи просить, да видно, зря.
Выслушала меня женщина, ничего не сказала, уложила меня на кровать и одеялом накрыла. А сама за прялку села и прясть начала, жужжит колесо прялки, убаюкивает, сквозь сон вижу, как побежали со всех сторон к пряхе паучки, совсем не страшные. Красивые, словно из серебра сделанные, и каждый ниточку тонюсенькую за собой тянет. И кот рядом с хозяйкой уселся. Вот хозяюшка нитки в руку собрала и коту говорит: «Ну что, дружок, спрядём-свяжем нашей гостье новое кружево жизни?» А кот согласно головой
