отчаянной решимостью предложила:
— Давай это с-с-сделаю я.
— Что сделаешь?
— Ты только дос-с-слуш-ш-шай, ладно? Не перебивай.
Несчастливчик кивнул.
— С-с-совиный город с-с-состоит из домиков выс-с-соко на деревьях и дорож-ш-шек между ними. Нам туда незаметно не забратьс-с-ся. Что если мы…
Люссся наклонила голову к большому хоблинскому уху и зашептала, будто опасаясь, что их кто-то может подслушать. По мере того, как арахнидка излагала свой рискованный план, лицо Рохли прояснялось, а в больших янтарных глазах загорались первые искры надежды.
Мшистый лесок удалось пройти без приключений, а у говорящего холма произошла небольшая заминка — он наотрез отказывался пропустить путников, пока с ним не обсудят последние новости пулинской долины. Холм оказался неожиданно осведомленным о жизни хоблинов, а Несчастливчик обидчивым, и паучихе даже пришлось оттаскивать друга, вознамерившегося прорубить ржавым мечом удобные ступеньки.
— Никакой ты не Рохля! — в сотый раз повторяла Люссся, поглаживая по спине пыхтящего путешественника. — Нич-щ-щего они о тебе не знают! Ты прос-с-сто не мог рас-с-скрыть свой потенциал с-с-среди огранич-щ-щенных личнос-с-стей.
— Да нет, все верно. Рохля Несчастливчик.
— Примерил мамин лифчик! Уа-ха-ха! — прогрохотал неугомонный холм.
— А ты вообще…
— Мальч-щ-щики! Эш-ш-ши, пойдем отс-с-сюда. Мы уже совс-с-сем близко.
— Уа-ха-ха! Один осел другого спасать собрался!
— Да я тебя сейчас…
— С-с-спрячь меч! Идем!
Хоблин напоследок рыкнул что-то невразумительное, нехотя убрал оружие и с гордо поднятой головой (а хотелось — пальцем) направился прочь от этого проклятого места. Паучиха, похватав скарб и укоризненно покачав головой, догнала товарища.
Сначала друзья увидели закат. Такой ослепительно яркий, что у Люссси разом заболели все глаза. Она опустила взгляд под ноги и всего через десяток шагов со всего маху влетела головой в шершавый ствол векового дерева. Судя по ругани, донесшейся справа, Эшши постигла та же участь.
— Уху! Кто здесь?
— Вес-с-сь план на с-с-смарку, — прошипела арахнидка.
— Это мы, первый пулинский путешественник и прекрасная заколдованная принцесса! — проорал хоблин, и сам ошалел от собственной импровизации.
— И что вам тут на… уху… надо?
— Совиная мудрость известна по всей долине! И если где-то существует достаточно могущественный колдун, то только в вашем благословенном городе!
— Уху, — то ли согласился, то ли просто ухнул стражник.
— Пус-с-стите нас-с-с, пожалуйс-с-ста! Я как рас-с-сколдуюсь, осыплю вас-с-с золотом и полевыми мыш-ш-шами!
Сверху задумчиво пошуршало и затихло, а из густой кроны полилась странная, незнакомая, но вполне приятная слуху музыка.
— Уху. Ладно, забирайтесь. У нас сегодня… уху… праздник. Только про золото, про золото не забудь, — все еще невидимый собеседник замялся, тщательно подбирая следующее слово, и наконец выдал: — красавица.
Люссся зарделась и принялась плести веревочную (вернее, паутинную) лестницу.
Глава 13 Как тут не растаять?
Едва ноги и лапы спутников коснулись твердого настила из плотно переплетенных прутьев и веток, до их слуха донеслось мелодичное бархатистое пение.
— Правда… уху… красиво?
Большие янтарные глаза сурового стражника заволокло соленой влагой. Люссся кивнула, завороженная не столько роскошным голосом, сколько вопиющей бредовостью текста. А Эшши Рох впервые пожалел, что боги наградили хоблинов такими большими и чуткими ушами.
Со спины сорвал ветер мой пиджак,
Я хотел быть пони, но вышло всё не так,
В мире нет места для поющего осла,
И теперь в небеса меня птица унесла-а-а!
Разбежавшись, прыгну под сову-у-у,
Вот я был и вот меня не ста-а-ало,
И когда услышишь ты как я-а-а пою-у-у,
Тогда поймешь, кого ты потеряла.
Быть таким, как все с детства не умел
Видимо такой в жизни мой удел,
А она выбрала Рохлю хоблина,
Никогда б не смогла полюбить осла-а-а!.
Разбежавшись, прыгну под сову-у-у,
Вот я был и вот меня не ста-а-ало…
— Кто это поет? — внезапно осипшим голосом спросила арахнидка.
— Настоящие… уху… звезды! — с нескрываемым восторгом прошептал стражник, чтобы не заглушать певца. — Музыкальная группа “Осел и кнут”. Они совсем недавно… уху…
— Ну ш-ш-што они “уху”, это я и так виж-ш-шу! — прошипела Люссся и решительно направилась в сторону сцены, грозно топая всеми лапками.
Рохля Несчастливчик, с трудом справившись с охватившим его оцепенением, опрометью бросился за подругой.
— Что ты собираешься делать?!
— Я его убью!
— Но мы же пришли его спасать!
Аргумент был веским, и паучиха остановилась, всерьез обдумывая сложившуюся ситуацию. Хоблин воспользовался возможностью отдышаться, но, вспомнив припев баллады, запыхтел еще сильнее.
— А знаешь… — начал было он, но был безжалостно перебит на удивление деловитыми и спокойными рассуждениями спутницы:
— Мы пришли с-с-спасать осла, которого муч-щ-щают и убивают. Давай так: я его буду муч-щ-щить и убивать, а ты — спас-с-сать. По рукам?
— Я тут подумал… — Эшши замялся, стараясь не выдать непрошенной и, чего греха таить, глупой ревности. — А давай это я буду убивать и мучить, а ты — спасать?
— Да не хочу я его спас-с-сать! — возмутилась Люссся.
— Вот жмряк! Я теперь тоже не хочу.
— Тогда сориентируемс-с-ся на мес-с-сте. Может прос-с-сто морду набьем.
Хоблин в очередной раз восхитился мудростью подруги. Воистину, женщины умеют себя вести в критических ситуациях! Ну иногда… Некоторые… В некоторых критических ситуациях…
Идти оказалось совсем недолго, совиный город поражал размерами, только если смотреть на него снизу: бредешь по лесу, бредешь, а неба все не видно. Но от главного входа (влета?) до центральной площади не было и тысячи шагов, Рохлиных, разумеется, а потому спутники очень скоро увязли в пернатой толпе.
Первый пулинский путешественник старался смотреть исключительно под ноги, вертящиеся во все стороны головы и посекундные “уху” здорово его нервировали. Люссся, напротив, по мере приближения к злосчастной жертве похищения становилась все решительнее, и уже не стеснялась расталкивать зачарованных музыкой сов. Тем не менее прорваться через такое количество народу оказалось непросто, и, когда наконец удалось разглядеть сцену, проклятого осла на ней уже не было.
— И что делать? — просипел Хоблин, до хруста в ребрах зажатый между двумя восхищенными меломанами.
— Он должен быть где-то рядом! — рыкнула паучиха и, набрав в грудь побольше воздуха, рявкнула на всю совиную площадь: — Разойдис-с-сь, народ! Где мой возлюбленный?! Я ус-с-слышала его песню и…
— Уху… Фанатка? — поскучнели заинтересовавшиеся было птицы.
— Говорю ж-ш-ше, возлюбленная! Вот он, Рохля хоблин! — арахнидка ловким движением выдернула друга из пернатых клещей и подняла высоко над толпой.
— Это принцесса… уху… заколдованная! — проорал с задних рядов неугомонный стражник. Когда только успел догнать?
— А-а-а! — протянул недоверчивый филин. — Тогда… уху… понятно!
Возбужденное уханье и перешептывание слились в громкий гул, по эмоциональности сравнимый только с жужжанием потревоженного улья. Почти минуту звук нарастал, а затем, будто
