подозрительно странно вздрагивали.
— Хорошо, бабушка, — сказала наконец вожатая, — обещаю вам, что таких случаев больше не будет. А теперь, Толя и Митя, извинитесь перед бабушкой и дайте слово, что впредь постараетесь вести себя как следует.
Друзья переглянулись и, одновременно вздохнув, забормотали слова извинения.
Вечером в спальне долго не утихали разговоры. Взволнованные всеми событиями дня — приездом родителей, выкрашенным козлом и показанной в лагере кинокартиной «Чапаев», — ребята никак не могли угомониться и на этот раз дольше обычного разговаривали, лежа в постелях.
— Чапай, вот это герой! — сказал Митька другу, койка которого стояла рядом.
— А Петька-то, Петька!.. — загорячился Толька. — Видел? Бах из нагана вверх и кричит: «Тихо! Чапай думать будет!..» Сразу все красноармейцы притихли. Боялись Чапая.
— Вот это картина! Ох, и люблю такие! — восторженно произнес Митька.
— Я тоже очень люблю что-нибудь такое. геройское…
Митька приподнялся на локте и, усмехнувшись, посмотрел на друга.
— Геройское?.. А козла небось побоялся! «Как из пушки ударил…» А если бы в тебя из настоящей пушки?..
Толька почему-то не ответил. Он демонстративно зевнул и, закрыв глаза, притворился спящим.
Быстро промелькнули, промчались веселые дни лагерной жизни. И вот уже друзья едут домой.
На станции Мшинской Митьку встречали дед и Шанго. Как только Митька соскочил со ступеньки вагона, Шанго подпрыгнул, лизнул его в нос, губы и, довольный, весело виляя хвостом, побежал вперед, к бричке.
— Вернулся, помощничек мой! — радовался лесник. — А загорел-то как, что арап! Да и вырос, брат, скоро меня догонишь. Глянь-ка, голова-то еще больше на солнце побелела!..
— Что ж, Егор Николаевич, вот и приехали наши герои, — подошел к леснику встречавший сына Коровин. — С виду поздоровели, только прибавилось ли ума в голове?
— Ты уж всегда что-нибудь скажешь, папка, — недовольно пробурчал Толька.
— Ладно, будем считать, что поумнели, — потрепал его по плечу отец. — Ну, прощайся пока с дружком, завтра к нему сбегаешь.
— Я завтра обязательно приду! — закричал уже издали Толька. — Сразу начнем зверей учить!..
— Приходи пораньше! — махнул другу рукой Митька.
— Скоро снова в школу, деда. Теперь уже во второй класс! А на будущий год и в третий перейду. Я опять постараюсь хорошо учиться — заверял Егора Николаевича Митька по дороге домой.
— Ну и молодец, если будешь стараться, — серьезно одобрил дед.
Уезжая на станцию, Егор Николаевич запер Федьку в чулан. Пока внук был в лагере, лесник проделывал это ежедневно, когда уходил из дому. За лето медведь подрос, и Егор Николаевич боялся оставить его без надзора.
Как только бричка въехала во двор, Федька услышал голос своего друга и начал так скрести когтями дверь, что от косяка только щепки полетели. Попросив дедушку через минуту-две выпустить медведя, Митька тихонько подошел к чулану, прильнул к двери, шепотом произнес: «Федька, Федька!» и опрометью бросился бежать. Обогнув чулан, он заскочил за дровяник, быстро взобрался на старую липу и стал наблюдать оттуда.
Выпущенный из заточения Федька чуть не сбил с ног лесника. Принюхиваясь, он побегал вокруг Егора Николаевича и, не найдя Митьки, бросился в открытые двери сторожки, подбежал к Митькиной кровати, но не нашел его и там и снова выскочил во двор. Лесник стоял на крыльце, с улыбкой посматривая на встревоженного медведя.
Федька снова быстро зашевелил ноздрями, понюхал землю и, напав наконец на след, помчался к сараю. Обежав его раза два, он повернулся к дровянику и увидел Митьку, устроившегося на старой липе. Федька сел на землю, радостно фыркая.
— Федька!.. Медвежонок!..
И через секунду Митька и его мохнатый друг в обнимку катались по траве.
— Ух ты, большой какой стал, толстенный!.. — трепал Митька густую шерсть медведя.
«А голуби!..» — вспомнил он вдруг, оставил Федьку и вихрем взлетел по лесенке на чердак. Открыв дверцу голубятни, Митька просунул туда руку: голуби сразу узнали хозяина — весело воркуя, они садились ему на руку, взбирались на плечо… Выпустив на улицу всех обитателей голубятни, Митька почистил ее, настлал свежей соломы, а потом вышел во двор и долго наблюдал, как голуби кружились над домиком, то садясь на крышу, то снова взлетая.
Осмотрев все свое хозяйство и убедившись в том, что оно в порядке, а звери здоровы, Митька подбежал к деду и просительно заглянул ему в глаза:
— Дедушка, сделай качели, такие, как в пионерском лагере, с доской, а?
— Ладно, внучек. Только вот что: сбегай-ка ты в Сорокино, к дяде Илье, он ждет сегодня. Рыбки принесешь. А я тем временем качели устрою.
— Мигом слетаю, дедуся! — И, взяв плетеную из бересты кошелку, Митька, в сопровождении Шанго и Федьки, зашагал к рыбаку.
Красиво было в лесу под вечер: ярко-красные лучи заходящего солнца озаряли чащу, и там, где они проникали в промежутки между деревьями, словно висели столбы золотистой пыли. Где-то в лесной чаще куковала кукушка, а на Кругленьком болоте еле слышно перекликались журавли.
Вернувшись домой, Митька вдоволь накатался на отличных качелях, устроенных дедом между двух высоких сосен. Федька тоже попытался было принять участие в этой новой забаве и даже, с помощью Митьки, вскарабкался на качели. Однако, не удержавшись на шаткой доске, свалился, больно ушиб голову и, несмотря на все уговоры Митьки, в этот вечер больше кататься не пожелал. Усевшись в стороне, он с обидой посматривал, как взлетает в воздух его друг.
Митька заболел
Было еще темно, когда Митька проснулся.
Высунув голову из-под одеяла, он затем быстро вскочил на ноги и забрался на печку. Пошарив рукой по карнизу, Митька нашел спички и зажег огарок свечи. Тусклое пламя осветило лежавшего на топчане лесника. Егор Николаевич храпел громко, с присвистом. Он лежал на спине, и Митька с улыбкой смотрел на всклокоченную бороду деда, которая смешно шевелилась при каждом его шумном вздохе.
Новые часы с боем, недавно купленные в магазине у Толькиного отца, пробили восемь.
«Восемь уже, а дед спит! Видно, крепко намаялся вчера в лесу», — подумал Митька и, легко спрыгнув с лежанки, тихонько толкнул дедушку.
— Деда, вставай, уже утро…
— Это ты, сынок?.. — сонно спросил лесник.
— Вставай, деда, уже восемь…
— Ах ты!.. Как же это я сегодня проспал?.. Ну да ничего, воскресенье, можно и попозже встать.
Надев валенки и набросив на плечи тулуп, Егор Николаевич закурил трубку и пошел давать корм скотине. А Митька достал из сумки книжку «Емеля-охотник», снова залез на печь, поудобней пристроился у свечки и углубился в чтение.
Когда на дворе совсем рассвело, он захлопнул книжку и, соскочив с печки, подошел к окну. Ночная метель занесла сторожку лесника по
