— Я был бы дураком, если бы отказался вести дела с укротительницей пчел, — торжественно заявил мистер Гаскелл.
— Благодарю вас. И кстати, сэр, когда у меня будет первый миллион долларов, я отдам его вам, что бы вы им управляли. Но только при одном условии.
Банкир покачал головой и улыбнулся.
— И что же это за условие, позвольте спросить?
— Я попрошу вас использовать эти деньги для воссоздания Фермерского банка округа Чочино. Потому что деньги прирастают деньгами, а я хочу, чтобы мои деньги остались в этих местах, где они помогут людям, которые мне дороги.
Внимательно посмотрев на меня, мистер Гаскелл кивнул:
— Думаю, я совершил бы большую глупость, если бы отказался.
И мы пожали друг другу руки.
В ту зиму мы с Дэви обрезали сухие ветки в саду. Однажды утром он сорвался с обледеневшей лестницы, упал и потерял сознание. Когда он пришел в себя, я зажимала рукой порез у него на затылке.
— Сколько пива ты выпил перед тем, как прийти сюда? — строго спросила я.
Дэви рассмеялся:
— Не так много, чтобы свалиться, черт побери!
Я отвела его в дом, забыв об осторожности, о предостережении матери, которая говорила: «Никогда не оставайся одна в доме с Дэви Тэкери». Я нарушила правила, которые поклялась ей соблюдать. Логана дома не было — Мэри Мэй отвезла его к своей бабушке. Погода стояла дождливая, холодная, промозглая. В воздухе пахло ранней весной, когда начинают размножаться животные, а пчелы прилетают опылять бутоны на моих яблонях. В такие дни чувствовалось, что сама мать-природа поощряет спаривание и выживание.
— Открой окно, я глотну воздуха! Может, дождик прочистит мне мозги, — театрально простонал Дэви, растягиваясь поверх лоскутного покрывала на старой двуспальной кровати моих родителей.
Я распахнула рамы. Холодный воздух окружил меня, словно доспехи.
— Не испачкай кровью лучшую мамину подушку. — Я подложила ему под голову полотенце, присела на край кровати и посмотрела на него с большим сочувствием, чем следовало бы. Дэви был грязным и мокрым — таким же, как я.
— Пиво есть? — спросил он.
— Нет.
— Не возражаешь, если я выкурю косячок?
— Возражаю. Дэви застонал.
— Значит, мне остается только лежать здесь, страдать от ужасной боли и надеяться, что твоя любовь облегчит мои муки.
— Сомневаюсь.
И все-таки я нежно вытерла его руки и лицо теплым влажным полотенцем. Он замер и, прищурившись, посмотрел на меня.
— Ты слишком добра ко мне. Честное слово.
— Мне никогда не отплатить тебе за то, что ты для меня сделал.
— Мне не нужна плата.
Дэви лгал, разумеется, но очень убедительно. Он взял мои руки в свои, провел пальцем по ладони, а потом приложил мои руки к груди. Я задрожала. Все вокруг вдруг показалось мне серым и убогим — все, кроме тепла его рук. Дэви нежно потянул меня к себе.
— Бедная сладкая Хаш! Уставшая, замерзшая, встревоженная… Иди ко мне. Просто положи голову мне на плечо, а я тебя обниму. Только и всего, клянусь.
Я все прекрасно понимала, но мне было так одиноко, а рядом .не было никого, кроме него. И Дэви был таким теплым… Я прилегла, уютно положив голову ему на плечо. У него были очень сильные руки. Когда он прижал меня к себе и накрыл нас обоих краем лоскутного покрывала, я не смогла удержаться и вздохнула, наслаждаясь теплом и покоем. Дэви погладил меня по волосам, по спине, и это было так хорошо, что я не стала протестовать. Когда его пальцы пробрались под пояс моих вымокших под дождем брюк и погладили нежную кожу вокруг пупка, я вся стала влажной, теплой и расслабилась.
— Я люблю тебя, — прошептала я.
— Я люблю тебя сильнее, — прошептал он в ответ. И я потеряла голову.
Несколько часов спустя, когда Дэви заснул на испачканных кровью и спермой льняных простынях, на которых когда-то спали мои родители, я оделась и, пошатываясь, вышла из спальни. Я спустилась по лестнице, сварила кофе и села на ступенях заднего крыльца, крепко обхватив пальцами старую керамическую кружку, такую горячую, что она обжигала мне руки. Хмурый день сменился холодными сумерками. Седые зимние горы прятались за серебристым туманом, оставляя глубокие, сине-пурпурные тени. Голые деревья в саду, казалось, были нарисованы акварелью. Меня трясло, зубы стучали.
Я говорила себе, что я умная, что я не наделаю ошибок. Осенью я поступлю в колледж, а Дэви будет продолжать работать на меня. И я буду спать с ним. Мне очень понравилось спать с ним. В конце концов, я любила его, и он любил меня. Он помог мне забыть о моих страхах, сомнениях, тревогах и обязанностях.
Я уговорила его пользоваться презервативами, а сама высчитывала дни, благоприятные для зачатия, и мы занимались сексом только в безопасное время. Он смеялся и уверял, что у меня поехала крыша, но на самом деле я просто взяла старый пикап и съездила в Атланту, где купила книжку о естественном контроле над рождаемостью. Кроме презервативов, я могла позволить себе только это. Я принимала ванны из трав и занималась с Дэви любовью исключительно в безопасные дни.
Но у Дэви было много сил, а я была безрассудна…
Весной, когда я поняла, что беременна, я упала на колени у корней Большой Леди и погрозила ей кулаком.
— Почему?! Почему ты наваливаешь на меня еще больше обязанностей? Чем я заслужила такое наказание? Я отдаю тебе все, а ты в ответ награждаешь меня ребенком, которого надо растить. У меня уже есть младший брат! Мне больше не нужны сосунки!
Я прокляла моего собственного нерожденного ребенка. Я сидела и подсчитывала, есть ли у меня деньги на аборт, но потом тупо призналась самой себе, что у меня не хватит на это смелости. Проповедники в горах твердили, что детоубийцы отправляются прямиком в ад. Я не могла так рисковать. Наконец я все обдумала и решилась. Я подняла лицо к яблоне и синему весеннему небу и громко крикнула:
— Лучше убей меня!
Но ничего не произошло. Меня не поразила молния. Порыв ветра не донес до меня теплое дыхание огорченных ангелов. Ничего. Я бросилась ничком на грязную весеннюю землю, колотила по ней руками и рыдала.
Дэви нашел меня в саду. Побледневший, растерянный, он присел на корточки рядом со мной, ничего не понимая.
— Что случилось, дорогая моя, что?
Я села, вытерла слезы и грязь с лица. Я была такой же холодной, как весенняя земля.
— Я позволила тебе добраться до меня, вот что.
Я никогда не забуду выражения его лица — надежда, страх, возбуждение, словно я пообещала ему самую быструю машину или шесть банок пива.
— У нас будет ребенок? — Дэви попытался прижать меня к себе. — У тебя будет мой ребенок!
— И из-за этого я потеряю ферму. Судья Редмен отберет ее у меня. Он назовет меня безответственной и будет прав.
