Олег навис над маленькой хрупкой фигурой девушки, так не вовремя (а может, как раз вовремя?) оказавшейся свидетельницей интимного разговора невесты Влада и его лучшего друга. Перекрыл своим телом путь отступления, выставив руки по обе стороны от девушки. Напирает сверху, давя своей черной аурой, обжигая горячим дыханием фарфоровую кожу Маргариты. Совсем как тогда, в первый вечер их встречи. Только в тот момент он хотел от нее, Риты, совсем другое, а сейчас…
— Д-да, — промямлила Рита, всем телом вжимаясь в стену. Воздуха вдруг стало катастрофически не хватать. — А как же Влад? Он же твой друг!
Олег обвел пальцами одной руки контур лица девушки, чуть задержавшись на щеке, погладил нежную кожу. До боли сжал ее подбородок, в то же время большим пальцем провел по нижней губе, чуть оттягивая ее вниз. Заставил Риту смотреть на него — опасного, подавляющего, и наслаждался, видя перед собой расширенные испуганные глаза с густыми дрожащими ресницами.
— Если Влад что-то узнает или заподозрит, то ты, дорогуша, вернешься туда, откуда он тебя подобрал, — вкрадчивый приторно-сладкий голос Олега режет слух девчонки, заполняя все ее нутро ядовитой тревогой. — Только сначала я вырежу тебе язык и выколю эти чудесные глазки цвета морской волны… А еще я переломаю тебе несколько косточек, чтобы ты не смогла приползти к своему покровителю. Я доходчиво объяснил, Марго?
Куда уж доходчивее! Рита испуганно кивнула и, получив свободу, ринулась на выход.
Выбежала из подсобки, прислонилась спиной к двери, пытаясь успокоиться. Глубоко вздохнула, призывая бешено колотящееся сердце хоть немного замедлиться.
Что делать? Сделать вид, что ничего не произошло? Смотреть, как Вероника и Олег обманывают Влада? Как подводят его к банкротству и радуются своей безнаказанности? Как, после всего, что Ритка узнала и увидела несколько минут назад, она будет смотреть в глаза Владу? Ведь он такой… такой… Добрый, честный, самый лучший. Он столько для нее сделал! Он ей жизнь спас! Она не может его предать! Только не она, только не его! Плевать на Олега и его угрозы. Она должна рассказать, должна предупредить!
1. Два месяца назад. К нему
Рита
«Пожалуйста, помоги мне! Я знаю, ты можешь! Мне очень нужна твоя помощь. Спаси меня снова, прошу! Иначе… я чувствую… я не выживу… И эта ночь… может стать последней…»
Рита медленно поднимается по лестнице на третий этаж. На каждом этаже свет включается автоматически — лампы реагируют на движение. Это подстегивает ее идти вперед, придавая решительности, при этом заставляя каждый раз вздрогнуть от неожиданности и зажмуриться от яркого света.
Подъезд чистенький, со свежим ремонтом, даже стены еще не расписаны и не поцарапаны. На фоне бирюзовых стен Рита в своем одеянии совсем не вписывается в окружающий вид. Это заставляет девушку на мгновение засомневаться, но она откидывает сомнения прочь. У нее все равно нет выхода.
Этажом ниже залаяла собака, почуяв несмелое движение чужака, из соседней квартиры подхватила другая. Где-то сверху подхватил еще один звонкий голос. Рита скорее поднимается выше, пока рассерженные хозяева собак не увидели ее и не прогнали из подъезда.
Она уговаривает себя, что поступает правильно и внутренне молится, прося о помощи Его. Страх и отчаяние сковывают тело. Замерзшие конечности с трудом, но подчиняются. Сведенные холодом пальцы цепляются за теплые перила. Она идет выше и выше. К Его двери. К своей надежде на спасение, на жизнь.
Боится представить Его реакцию на ее вид. На нее. Но Он же хороший человек, она знает. Она надеется, что Он поможет ей — грязной оборванке, бомжихе, голодной и замерзшей. Он — ее незнакомец. Так она назвала Его, когда впервые увидела. Она не знает Его имени, поэтому придумала свое. С этим именем она живет уже несколько дней.
Она не знает, который сейчас час, но думает, что скоро полночь. Жильцы спят. Он тоже спит. Наверное. По крайней мере, она долго стояла возле Его дома, решая идти или не идти, наблюдая за окнами. Свет не горит, но Он дома. Она видела, как Он заходил в подъезд. Она следила за Ним с того самого дня, как встретила.
***
Три дня назад
Рита весь день бродила по городу в поисках какой-нибудь подработки и еды. Все без толку. Никто не хочет связываться с бомжихой. С каждым днем ее бездомной жизни внешний вид становится все хуже: тело худее, одежда грязнее и висит мешком на острых костях, лицо и руки неухоженные, обветренные, глаза голодные и, наверное, уже безумные. От нее шарахаются как от прокаженной. Шансы выбраться из этой помойной жизни давно растаяли.
Вечером Рита спустилась в подземный переход — место скопления таких же, как она, бездомных людей — отбросов общества.
В подземке было немного теплее, чем на улице, светло. Обычные люди возвращались с работы. Уставшие или бодрые, одиночные фигуры или пары, группы, разного возраста — каждый человек со своим жизненным опытом, судьбой, радостями и проблемами…. Но их всех объединяет одно — у них есть дом, у них есть кто-то, кто их любит, есть кто-то, кого они любят. По крайней мере, у большинства из них, она знает — видит по их лицам.
Редко, очень редко кто-нибудь из проходящих мимо людей кидал в пустую коробку какого-нибудь бомжа копейки. Еще реже — бумажные деньги, и тогда начинался праздник. По негласному правилу бомжей обладатель бумажной денежки покупал что-нибудь поесть на всю компанию, но чаще всего выпить. Какую-то вонючую дрянь, употребив которую «коллеги» начинали то истерично хохотать, то валяться на бетонном полу в беспамятстве.
Рита к ним не присоединялась. Не могла. Не хотела. Поэтому стояла поодаль от общей компании, прячась в темном углу. Ее практически не видно, поэтому на подачку нет надежды. Прислонившись к холодной бетонной стене, она стояла, прикрыв глаза, пытаясь заглушить голодную панику. Холод проник внутрь тела, заморозил каждую клеточку, каждую косточку.
Скоро поток спешащих домой людей схлынет и бездомные разбредутся по своим ночлежкам: кто-то из них в теплый подъезд тихо проникнет и если повезет и не выгонят, то до утра в тепле переночует. Кто-то в канализационный люк спустится. В крайнем случае, в самом крайнем, в полуразрушенном бараке можно притулиться, но есть шанс оттуда не выйти — холодно, уснуть и не проснуться — легко.
Ритке иногда везет, и она ночует в подъездах, но чаще всего жильцы ее замечают и выгоняют, не слушая заверений, что она тихо посидит в углу до утра. Ругаются, что подъезд превращается в помойку, хотя мусор кидают как раз сами жильцы…
Надо решить, куда сегодня идти на ночевку. Выбор не велик, но она все равно погрузилась в свои мысли. Как? Как она дошла до такой жизни? Это даже жизнью назвать нельзя. Существование. А ведь была семья, дом, образование. Сейчас нет ничего, кроме образования, но кто об этом знает? Без документов и в таком виде никто даже слушать не хочет, что она может вкалывать как лошадь ради еды и крыши над головой… Букашка, шатающаяся среди жилых коробок. Никто. Ничья.
