присел на корточки и заглянула в покрасневшие и припухшие глаза Али. Терпеливо ждал объяснений, не проронив ни слова. Лишь протянул ей свой носовой платок, который девушка приняла с благодарным взглядом.
— Я заплакала, потому что подумала, что Ника больше никогда не увидит Олю, — наконец заговорила Аля.
— Она не учится в городе, верно? — уточнил я.
Девушка мотнула головой. Затем вперила в меня взгляд карих глаз и заговорщицки произнесла:
— Эта тайна, но почти все в деревне знают, что Оля никуда не уехала. На самом деле она мертва.
— Что с ней случилось? — шепотом, как и она, спросил я.
Однако Аля либо не услышала моего вопроса, либо просто его проигнорировала. Отведя от меня взгляд, она нахмурилась и злобно пробормотала:
— Гадина такая, не могла подольше продержаться! Может, не настигла бы меня эта участь…
— Какая участь? — Я ровным счетом ничего не понимал. Кроме того, что Оля — мертва. Да и то как-то это казалось странным. Зачем тогда Нике сказали, что она учится в городе?
Аля снова всхлипнула, однако всего лишь одна слеза стекла по ее щеке и упала на бежевую куртку, оставив на ней темный след.
— Участь невесты…
Возможно я и не умел удивляться, но сейчас я был к этому максимально близок, потому что слова Али встряхнули меня.
— Ты что, выходишь замуж? — уточнил я, надеясь, что ошибся.
Ася кивнула, не глядя на меня. Закусила нижнюю губу и зажмурилась, сдерживая слезы.
Значит, у нее есть возлюбленный. Она нашла себе пару, кого-то полюбила и выйдет за него замуж. Я должен радоваться за нее, если бы знал, как это делается. Но интуиция подсказывала мне, что я бы этого не делал. Мне почему-то не понравилось, что у Али кто-то есть.
— Свадьба — это же хорошо. Почему тогда ты плачешь?
Девушка медленно повернулась ко мне и жалостливо произнесла:
— А ты не понимаешь?
Я мотнул головой. В ее глазах блеснуло понимание.
— Ах, да ты же…
Я замер, готовясь услышать слова, которые слышал очень часто: «чудовище», «монстр», «ненормальный», «больной», «странный». Однако Аля не выбрала ни одно из них.
— … особенный.
На ее губах появилась грустная улыбка, и я почувствовал, что мое спокойное сердце вдруг забилось чуть сильнее. С чего бы это? Может, мне пора показаться кардиологу?
— Видишь ли, не все свадьбы вызывают радость, — вздохнула Аля. — Лично я этой свадьбы не хотела. И жить здесь я тоже не хотела, но судьба распорядилась иначе…
— Ты фаталистка? — спросил я.
— Никогда не верила в судьбу, — задумчиво ответила Аля. — До недавних пор…
Она замолчала, невидящим взглядом глядя на поленницу за домом. Я долго ждал, что она продолжит говорить, но она все молчал. Тогда я решил задать ей наводящий вопрос:
— Так значит, баба Шура хочет насильно выдать тебя замуж?
Ася вздрогнула, будто бы очнулась ото сна, и вздохнув, ответила:
— Была бы ее воля, она бы меня не выдавала. Однако это не в ее силах.
— А в чьих?
Аля ничего не ответила. Лишь опасливо покосилась в сторону леса. Затем, переведя на меня испуганный взгляд, крепко сжала мои ладони и умоляюще произнесла:
— Демид, не уезжай, прошу! Побудь со мной до конца, это недолго! Всего три дня осталось. Мне здесь все чуждо, даже бабушка с… — Аля умолкла ненадолго, а затем прошептала: — Только с тобой мне спокойно…
В голове роилось множество вопросов. Что за конец? Что случится через три дня? Бабушка с кем? Родители Али, насколько я знал, были в городе. И, наконец, почему ей со мной спокойно? Однако, беря во внимание нестабильное состояние Али, я не стал заваливать ее этими вопросами.
Она с надеждой во взгляде ждала моего ответа, а я размышлял. Хотелось сказать «да», но в городе меня ждала учеба. Декабрьскую сессию никто не отменял, но, думаю, три дня роли особенно не сыграют. Сейчас шли зачеты, которые я уже получил автоматом, посещая лекции и сдавая домашние задания. То, что заслуживает моего внимание, начнется на последней неделе декабря, прямо перед Новым годом, так что…
— Хорошо, я останусь, — произнес я, чем вызвал в Але счастливую улыбку. — До двадцать первого числа, верно?
Девушка усиленно закивала.
— Да. Обещай, что не покинешь меня раньше.
— Обещаю, — уверенно произнес я, остро ощущая, как Аля по какой-то причине нуждается во мне.
— Двадцать первого все закончится, — прошептала девушка, еле сдерживаясь, чтобы вновь не заплакать.
Я хотел спросить, что закончится, но Аля вдруг прижалась ко мне и с облегчением выдохнула. Будто бы ее жизнь зависела от меня.
От волос Али пахло точно так же, как раньше, в детстве. Сливочно-кокосовый запах навевал воспоминания о прошлом, как я всюду ходил за Алей, впитывая все, что она мне рассказывала. Она стала первым человеком, кто не посчитал меня ненормальным и единственной, кто назвал меня особенным.
От этих мыслей мое сердцебиение снова стало учащенным. От этого мне сделалось неуютно, и я зашевелился. Из-за моих шевелений Аля резко отстранилась от меня и пробормотала тихое «извини».
Не сговариваясь, мы одновременно направились к калитке, у которой Аля остановилась и, бросив взгляд на дом, спросила:
— Ты нормально спал сегодня?
— Вполне, если не считать странных снов. — Почему уже второй человек интересуется, как я провел ночь в дядином доме?
— Каких снов? — заинтересовалась Аля.
Я рассказал ей о призрачной женщине, о духах за окном и о том, как переместился в чье-то тело и шел по снегу, усыпанному ягодами рябины.
Глаза у Али округлились. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но ее опередил крик бабы Шуры.
— Опять ты здесь! Я же велела тебе уезжать!
При виде бабушки плечи Али поникли. Баба Шура стремительно пересекла узкую деревенскую улочку и, подойдя к нам, за руку притянула к себе внучку.
— Уезжай, — процедила она, злобно глядя на меня. Еще никогда она не была столь негостеприимной.
— Я останусь на несколько дней, — сказал я. И, бросив взгляд на помрачневшую Алю, добавил: — Мне нужно кое-что сделать.
— И что же? — полюбопытствовала баба Шура. — У тебя тут ничего и никого не осталось. Чеши обратно в свой город!
Я не нашел, что ей ответить. Вместо меня слово взяла Аля. Она вырвалась из хватки бабушки и, вздернув подбородок, уверенно сказала:
— Это я попросила его остаться, потому что он мне нужен. Мне с Демидом спокойно, я вспоминаю наше детство. Впервые я не чувствую себя здесь одинокой и чужой.
— Он должен уехать, — категорично заявила баба Шура, хмуро глядя на внучку.
— Но почему? Что он ему
