«не знает ли он Мартина де Компителло из секты церкви Баньоло. Тот ответил, что да». И тогда названный Пунгилуп сказал с большим одушевлением названному свидетелю: «Если Господь тебя спасет, приветствуй его от меня, когда увидишь его». Епископ Иоанн де Казалолто расспрашивал в Мантуе у одного «верующего», «quomodo faceret et quomodo se haberet Armannus»{26}. И конечно, все местопребывания катаров хорошо были известны главам их секты. В 60-х годах, когда патарены прятались и таились, они проникали к своим даже за тюремные стены, провожали осужденных «совершенных» до самого костра. Еще крепче и постояннее должна была быть связь еретиков до начала действий инквизиции, т. е. в интересующий нас сейчас период. Связь катаров друг с другом, как уже сказано выше, не ограничивалась Италией; она распространялась и на Францию. В 1167 г. видимым ее выражением был собор в южной Франции. Но и позднее беглецы, умевшие ускользнуть от преследований, приходили в Ломбардию. Целая церковь — Ecclesia Francigenarum — перенесла свою епископскую резиденцию с юга Франции в Верону. В Ломбардию приходили катары Франции за consolamentum, поучиться у ломбардцев и повидать их ересиархов. Наоборот, ломбардские катары отправлялись учиться в Париж. Не прерывались и связи с Востоком. В конце века Назарий привез из Болгарии апокрифическое Евангелие Иоанна. Постоянные сношения объединяли всех катаров, но, конечно, национальные группы объединялись сильнее, и даже в среде их теснее были связаны друг с другом катары ломбардские, среднеитальянские или южные. Даже если мы возьмем только одних североитальянских катаров, связь между ними всеми была слабее, чем связь, сплачивавшая членов какой-нибудь их церкви или местные группы этой церкви.
Катарам не надо было еще прятаться и ежеминутно дрожать за свою участь. И они умели пользоваться своей относительной свободой. Как узнал Ивон, «почти из всех городов Ломбардии и из некоторых Тосканы они направляют в Париж послушных учеников. Некоторые из них изучают там логические хитросплетения, а другие богословие, чтобы наставлять в своих заблуждениях и сражать исповедание апостольской веры». Школы патаренов нам известные Риме, около Флоренции; больше же всего их было в Ломбардии. В 1254 г. упоминается школа в замке Гата. Позже при Уберто еретики в его землях «scholas et doctores in cathedris habebant»{27}, что подтверждено свидетельством Пассауского анонима Стефана Бурбонского и другими источниками, выдвигающими Милан как центр еретической пропаганды. Но в школах учились только уже увлеченные катаризмом; для остальных предназначались, где и когда было возможно, проповеди и публичные диспуты. Не раз папы жаловались на открытую пропаганду и проповедь ереси. Даже в первые моменты действия инквизиции еретики не прекращали своих проповедей и диспутов с католиками. «Eloquentia garrulosi»{28}, катары смело вступали в споры с Петром Мартиром. «Однажды Петр повстречался с одним из еретических иерархов — ex haereticorum prioribus, — человеком злобным и острым в хитросплетениях. Еретик пригласил его на состязание на открытом месте, и Петр не уклонился от битвы, чтобы присутствующие не сочли его, в случае отказа, смущенным и изобличенным». «Проповедуя и споря, он неутомимо ходил по Милану и окрестностям». «Как лев, могущественнейший из зверей, не боясь встречи ни с кем, он часто предлагал врагам собрание на следующем условии. Именно, чтобы они приводили с собой, кого только могут, из всего воинства писаний; он же удовольствуется против них одним воином, излагая и приводя блаженного Павла, как непобедимого борца со всеми исказителями веры». Но иногда, видимо не полагаясь на свои силы, установив день для спора с еретиками, он призывал на помощь братьев из соседних монастырей[11]. Еретики действовали смело и открыто, «propter potentiam et multitudinem fautorum ipsorum»{29}. Их знание Священного Писания, приводимого в итальянском переводе, что позволяло приноравливать текст к своим целям, их astucia, уменье искусно вульгаризировать аргументы предъявляли большие требования и к их противникам. Вплоть до торжества инквизиции борьба с катарами велась диспутами, и «Сумма» (как отчасти и труд Монеты) является скорее всего руководством, «vademecum» для католиков-оппонентов. Стефан Бурбонский приводит один «анекдот», характеризующий распространенность и силу ереси в Милане. Истинность анекдота более чем сомнительна, но из него можно вывести, что Ломбардия казалась современникам страной, где легко и свободно шла самая широкая пропаганда ереси.
Когда диспуты и публичное совершение некоторых обрядов (reverentia) становились опасными, патарены прятались в какой-нибудь замок или дом знатного сеньора и там, не беспокоимые никем, продолжали и свои молитвы, и свою пропаганду. Так было в Милане при Райнерии, когда инквизиционные процессы шли полным ходом. Но достаточно было усилиться гибеллинизму, как в эпоху владычества Уберто Пелавичини, чтобы вновь началась открытая деятельность патаренов. Наконец, когда опасным становилось даже пребывание в городе, культ и пропаганда обставлялись еще большею тайною. Так было во Флоренции, как видно из процессов, эксцерпированных Лами.
Мария дочь Руджьери де Пуличчиано около 1240 г. «rediit ad hereticos»{30}. В это время приходилось уже прятаться. Она пришла в дом Диосанти и пробыла там около двух недель. Оттуда перешла за Арно, в дом Монархии. Оттуда к Ронку в дом Форнария, «в котором пребывал один работник по имени Иоанн» с женой своей Пьячилией. Здесь Мария приняла consolamentum «и была там одну ночь, и возвратилась к дому Монархии». «Et tunc… Altabene (жена Монархии) fecit eidem reverentiam et adoravit earn, et sociam eius nomine Bonam, similiter consolatam»{31}. Но знатные Пульчи пригласили новую «совершенную» к себе, и у них, очевидно в большей безопасности, провела она около четырех месяцев. Покинув Пульчи, Мария возвратилась в дом Форнария «et ibi stetit cum societate sua pluribus annis»{32}. Последним местопребыванием ее был дом Томазия и матери его Альфании. Сама Альфания много раз «почитала» ее как «совершенную». К Альфании заходили и другие еретики. Так, однажды ночью появилось их несколько, среди которых были двое «совершенных». В этом доме Мария была захвачена… Конечно, во Флоренции, как и везде, спокойнее жилось еретикам в палаццо знатных и зажиточных людей, в каком-нибудь «alta et murata domus». Ринальдо Пульчи предоставляет в распоряжение еретиков целый дом, делающийся центром их пропаганды. Здесь бывали большие собрания; здесь около 1230 г. Якопо д’Аквапеденте и Герардо наставляли в учении секты, излагали ее догмы. Жена одного из Пульчи Теодора приглашала к себе знакомых женщин, показывала им совершаемые еретиками обряды, вовлекала в секту новых лиц, материально поддерживала единоверцев, посылая им хлеб, вино и т. д. Жена другого Пульчи Маргерита, сама уже «утешенная», поддерживала постоянные связи с Торселло и другими учителями секты и также
