Тем не менее Каролина полагала, что, если Перси когда-нибудь избавится от отцовской опеки, из него может получиться почти порядочный человек. Не такой, с каким она хотела бы постоянно иметь дело, но, во всяком случае, он не будет набрасываться на ни в чем неповинных женщин по приказу отца.
В этот момент она услышала в холле шаги своего похитителя и, поспешно согнав с лица улыбку, схватилась рукой за горло. Когда он вошел в комнату, она снова кашляла.
— Я принес тебе лекарство, — произнес Блейк подозрительно весело.
Вместо ответа Каролина подняла голову.
— Посмотри-ка сюда. Бумага. Перья. Чернила. Разве не здорово?
Она заморгала, делая вид, что не понимает. Об этом она совершенно не подумала. Ей не удастся убедить его, что она не умеет писать, — та шпионка, несомненно, образованная женщина. А о том, чтобы в последующие три секунды получить растяжение связок на руке, нечего и думать.
— О, конечно, — сказал он с преувеличенной заботой, — вам понадобится промокательная бумага. Как неучтиво с моей стороны не подумать об этом. Вот она, у вас на коленях. Теперь удобно?
Каролина угрюмо смотрела на него, предпочитая, чтобы он сердился, а не ехидничал.
— Нет? Позвольте взбить вам подушки.
Он наклонился, и Каролина, которой уже надоел его приторно-сладкий тон, закашляла ему в лицо. Но к тому моменту, когда он отпрянул, она уже являла собой образец раскаяния, — Я собираюсь забыть, что ты сделала, — произнес он, — и за это ты должна быть мне бесконечно благодарна.
Каролина с тоской смотрела на письменные принадлежности, лежащие у нее на коленях, и отчаянно пыталась придумать новый план.
— Итак, начнем?
У нее заныл висок, и она подняла руку, чтобы потереть его. Правую руку. И тут ее осенило. Она же левша! Ее первые учителя бранились, кричали и даже били ее, пытаясь научить писать правой рукой. Они называли ее упрямой, ненормальной и даже противной Богу. А один не в меру религиозный учитель договорился до того, что назвал ее дьявольским отродьем. Каролина старалась научиться писать правой рукой — о Господи, как она старалась! — но когда она держала перо правильно, то не могла накарябать ничего даже мало-мальски разборчивого.
Но все вокруг пишут правой рукой, настаивали ее учителя. Она же хочет быть не такой, как все.
Каролина кашлянула, чтобы скрыть улыбку. Никогда еще ей не доставляло такого удовольствия «быть не как все».
Этот мужчина ждет, то она будет писать правой рукой. Что ж, она с радостью оправдает, его ожидания. Она взяла в правую руку перо, обмакнула в чернила и с готовностью посмотрела на Блейка.
— Я рад, что ты решила сотрудничать с нами, — сказал он. — Уверен, ты понимаешь, что это принесет больше пользы твоему здоровью.
Она фыркнула и закатила глаза.
— А теперь, — произнес он и пристально посмотрел на нее, — первый вопрос: ты знаешь Оливера Пруитта?
Это не было смысла отрицать. Он видел, как она прошлой ночью выходила из его дома. А значит, не было смысла тратить свое секретное оружие на такой пустяковый вопрос, и она утвердительно кивнула.
— Как давно вы знакомы?
На этот раз Каролина задумалась. Она понятия не имела, как давно Карлотта де Леон работала с Оливером, но она также подозревала, что мужчина, стоящий напротив нее, скрестив руки на груди, этого тоже не знает.
«Лучше говори правду», — всегда учила ее мать, и Каролина не видела причины отказываться от этого правила сейчас. Было бы проще рассказать все откровенно и по возможности правдиво. Так, надо разобраться. Она жила в доме Оливера и Перси полтора года, но знала их немного дольше. Каролина показала четыре пальца, желая приберечь задумку с почерком для более сложных вопросов.
— Четыре месяца?
Она замотала головой.
— Четыре года?
Она кивнула.
«Господи!» — подумал Блейк. Они не знали, что Пруитт запускает руку в дипломатическую почту так давно. Два года, предполагали они, ну, может, два с половиной. При мысли о секретных операциях, которые могли быть провалены за это время, в нем вскипела злость. Не говоря уже о человеческих жизнях, которые унесло предательство Пруитта.
Сколько его, Блейка, товарищей погибло. И его собственная, дорогая…
Блейк сурово посмотрел на Каролину.
— Расскажи мне, в чем точно состояли ваши отношения, — приказал он.
— Рассказать? — Каролина произнесла это одними губами.
— Напиши! — взревел он.
Каролина глубоко вздохнула, словно готовясь к ужасно трудному занятию, и старательно принялась писать.
Блейк моргнул. Потом еще.
Она подняла глаза и улыбнулась.
— На каком языке ты пишешь, черт возьми? — строго спросил он.
Каролина отпрянула и, судя по выражению лица, явно обиделась.
— К твоему сведению, я не читаю по-испански, так что будь любезна писать ответы по-английски. Либо по-французски. Можешь и на латыни. Как нравится.
Она сделала рукой движение, пытаясь что-то объяснить, но он не понял, что означал ее жест.
— Повторяю, — с трудом сдерживаясь, произнес Блейк, — напиши, в чем точно состояли ваши отношения с Оливером Пруиттом!
Каролина указала на свои каракули — он затруднился бы назвать их словами — и медленно провела пальцем вдоль кривой строчки.
— Мисс де Леон!
Она вздохнула и беззвучно произнесла то, что написала.
— "Я не читаю по губам.
Она пожала плечами.
— Напиши еще.
Ее глаза вспыхнули от возмущения, но она сделала, что он просил.
Получилось еще хуже, чем в первый раз.
Блейк сжал руки в кулаки, боясь, что сейчас вцепится ей в горло.
— Я не могу поверить, что ты не умеешь писать.
Она в ярости открыла рот и ткнула пальцем в каракули на бумаге.
— Назвать это письмом, мадам, — значит оскорбить перо и чернила!
Она прикрыла рот рукой и закашляла. Или захихикала?
Глаза Блейка сощурились, и он, поднявшись, подошел к туалетному столику, стоявшему в другом конце комнаты.
Взяв ее тетрадь с заумными словами, он подкинул ее на руке.
— Если у тебя такие проблемы с письмом, то объясни вот это! — рявкнул он.
Каролина недоуменно посмотрела на Блейка, чем взбесила его еще больше. Он подошел к ней совсем близко и остановился.
— Я жду, — сухо произнес он.
Она отпрянула и что-то произнесла одними губами, чего он не разобрал.
— Боюсь, я не понял. — На этот раз в его голосе звучала не злость, а угроза.
