Арьян открыл глаза и вскочил с лавки, будто от сильного толчка, понимая через туман, что уснул. Снилось что-то темное ужасно, втягивающее его вглубь, и он все никак не мог выбраться. Кошмары стали сниться часто. Рубец на боку заколол, и Арьян скривился — вчерашняя разминка сказывалась. Сердце колотилось бешено, и сквозь шум крови княжич, наконец, осмотрелся. Первые девственные утренние лучи брезжили в высоких прорубах. Он был здесь не один, другие мужи, что остались вчера за столом, также лежали по лавкам и еще спали, среди них Арьян мутным взором вырвал из полумрака у стен огненную голову Заримира. На его груди распласталась та самая русоволосая голая чернавка, чей голос он и слышал. Арьян пронизал пальцами отросшие волосы, шумно выдохнул, окончательно приходя в себя. Впереди еще целый день до отбытия. Целый мучительный день, и его нужно как-то пережить. Вся выдержка и терпение полетели в бездну, Арьян, наверное, впервые испытывал на себе дерущую нутро, словно тысячи когтей коршунов, ревность, от которой горело все, она не давала покоя, испепеляла жаждой, нетерпением, злостью. Теперь он знал, как пахнет безумие, какой вкус имеет ревность — вкус гари и горечи. Это изматывало страшно, источало с каждым мигом, превращая его в тень.
Поправив сбившуюся во сне косоворотку и пояс, Арьян пошатывающейся походкой вышел из своего укрытия, все еще сонный и во хмелю прошел к столу. Вчера славно посидели, голова почти не гудела, зато пересохло горло так, что язык к небу приставал.
Векула и Мечеслав его встретили приветственными кивками и рукопожатиями, усадили за стол, понимающе кивая, придвигая холодного сбитня. За время пребывания в детинце Излуча со многими сблизились, став крепкой, нерушимой братией, скованной одним замыслом. Арьян надолго присосался к чаре, глотая жадно ледяное до ломоты в зубах питье, пожар немного угас внутри, а мысли смерзлись в голове, как, впрочем, и душа.
А как запели первые петухи, проснулся детинец и посад весь, наполнился людьми да шумом. Данимир, явившийся в гридницу, в это утро был приподнят духом, и Арьяну вполне были ясны причины такого настроя и блеска в глазах да довольной ухмылки. Сегодня будет ночь длинной, и самая желанная забава — ловить своих русалок, одна из которых вдруг ненароком да княжной окажется, и уж тогда-то не отвертеться схваченной девице, если поймал ее юноша, обязательно поцеловать должна, а там и венок на голову надеть и через костер прыгнуть. Такой обряд запечатлеют и освятят сами боги и земля, скрепив союз. Так что и до свадьбы недолго.
Пробуждаясь один за другим, кмети расходились каждый по своим нуждам. И Арьян долго рассиживаться не стал, да и не дали братья. Поднялись в седла да на реку сразу, купаться. У русла, как оказалось, желающих окунутся в прохладную воду было множество. Посадские по всему берегу жгли костры, девушки венки плели, песни пели. По ясному голубому небу разносились крики и визг. Здесь, на Брези, вчетвером княжичи и пробыли до самого вечера, то ныряли в воду, то выбирались, распластавшись по зеленой траве, обсыхая. Тревога в какой-то миг покинула сердце, и легко вдруг сделалось да хорошо, спокойно.
Когда небо начало темнеть, а земля стала испускать оранжевое свечение от множеств костров, поднялся шум. Арьян не успел оглянуться, как Данимир куда-то исчез. Старший все высматривал брата в темноте, но того верно уже не сыщешь на берегу, охотится поди за своей речной девой по имени Люборада. Ерислав и Заримир уже у ристалища — сейчас как раз время для бойцовских поединков. Арьян шагнул в сторону острога, решая вернуться в терем. Хотелось побыть в покое и поразмышлять обо всем, да и не ощущал он праздника, душу заполняло совсем другое, неутолимое саднящее желание — вернуть то, что у него увели прямо из-под носа, не место в нем было для веселья резвого.
Княжич быстро шагал ввысь по холму, покидая людный берег, на котором разгорался настоящий пожар щедрого празднества, коим он так и не смог проникнуться. Поднявшись, Арьян решил сократить путь, повернул в сторону заброшенного старого сада, углубившись в заросли. Здесь было сыро и пахло мокрой листвой, роса в гущах садилась быстрее.
Тропка пустовала, но все равно отовсюду были слышны голоса, тихие переговоры, Арьян не вслушивался, даже заприметил толпу девиц, одетых в обрядовые одежды. Длинные рубахи не имели вышивки — нежить не терпит огненных знаков, сами девки были простоволосы, на головах венки. Его они, конечно не заметили, Арьян ступал почти бесшумно. Хотя уже через версту услышал позади себя едва уловимые шаги, напрягся. Запястье внезапно кто-то перехватил. Княжич успел остановиться, завернуть подкравшемуся руку, но вовремя понял, что та слишком тонка, да и жалобный писк охолонул разом. Тут же выпустил руку и, сжав плечи, развернул девку к льющемуся сквозь прорехи почти лысых крон свету, стиснул челюсти. Побелевшая Дана смотрела хоть и испуганно, но прямо, потирая запястье. Княжич, взяв в ладонь ее пальцы, принялся поглаживать, это вышло как-то само собой.
— Больно? — спросил, оглядывая княжну.
Он, наверное, ее бы не узнал, если бы Дана не стояла так близко: простоволосая, золотые пряди падали по плечам густо до самых бедер, в глазах серебро мерцало, взгляд казался растерянным и в то же время серьезным, выражал сдержанную решительность. От этого взгляда, наперекор его твердости, невозможно было оторваться, и все же Арьян сделал усилие, отвел взор, замечая, что облачена она просторную домотканую рубаху и босая совсем, только на голове не было венка из луговых цветов, как у всех девушек. Интересно, где няньки княжны, что позволили одной в саду гулять? Арьян поднял голову, выхватывая в темноте шепчущихся и хихикающих между собой девок, как бы невзначай поглядывающих из-за корявых деревцев.
— Княжне не пристало разгуливать одной. Не страшно? — спросил, наверное, грубо, но ничего с собой не смог поделать. Он был требователен, как и отец, к другим и к себе, в первую очередь.
Арьян вернул хмурый взор на княжну. Дана сжала губы рассеянно, покачала головой. Княжич, выругавшись про себя, вновь взял ее руку с вою ладонь, пальцы девичьи были холодные, ну точно русалии, и подрагивали — Дана волновалась, и это быстро размягчило его. В самом деле, зачем набрасываться на девушку?
— Иди сюда, — сказал Арьян, увлекая княжну дальше от посторонних глаз.
Хотя может случиться так, не дай боги, что увидят их вместе, слухи самые разные пойдут. Только не он один должен был о том заботиться, а и сама княжна. Арьян не заметил, как глухое раздражение все же проняло, ее безрассудный поступок остановить его здесь, в саду, возмутил. Зайдя подальше от глаз в заросли орешника и яблонь диких, Арян выпустил руку Даны. Только теперь спросил себя безмолвно, зачем сделал это, запутывая и без того беспорядочные мысли и чувства. Как ни думай, а застала врасплох. Повисло молчание, и в нем с берега докатывались голоса пирующих да хохот юношей, что остались там состязаться один на один. А еще дыхания его и княжны, и их шум каким-то образом сближал, вынуждая почувствовать себя неловко от того, что они, оказавшись так близко, сплетались воедино. Арьян невольно скользнул по стану княжны взглядом, думая о том, что все это он уже когда-то испытывал с Всеславой. Мысль о бывшей невесте обожгла, как кислота. Он даже вздрогнул от неожиданности и закаменел, видя в бледном свете звезд, как красивое лицо Даны изменилось, скованное неловкостью, а взгляд робкий и добрый застыл, и грудь замерла на вдохе. Не было в глазах серых какого-то замысла тайного, и остановила его по порыву своему первому. Это Всеслава его вечно поджидала где-то.