Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Два двора, занятые казаками, стояли особняком, и только это пока спасало оборону отряда. В фундаменте школы тут же пробили ещё одну дыру и перенесли пулемёт. Его огонь контролировал свободное пространство, отделявшее занятые казаками усадьбы от основной деревенской линии.
– Эй, холопы шиловские! – кричали им из прудковских домов. – Зачем пришли? Уходите! Мы ваших дворов не трогаем!
– Сами холопы! Большевикам служите! Комиссарам задницы лижите!
– Да разве вы мужики? Подстилки немецкие!
– Портянки комиссарские!
– Много добра в Москве набрали? Бабьи панталоны в сундуках возите! Мародёры!
Долго кричали с той и с другой стороны. Долго длилась эта перебранка. Иногда кто-нибудь из противостоящих сторон находил такое слово или выражение, что тут же отзывалось смехом и одобрительным азартным матом с обеих сторон.
Наконец там, на казачьей стороне, послышался голос человека, до этого времени не участвовавшего в переговорах.
– Я – командир сотни атаман Щербаков! – кричал одинокий властный голос. – Кто вами командует? Курсант?
– Вот сволочи, всё про нас знают, – сказал один из прудковских мужиков, стоявших за углом дома рядом с Воронцовым.
– Пусть выйдет ваш командир на переговоры! Один на один!
– Согласны! – крикнул Воронцов. – Предлагаю сойтись на дороге между школой и завалом! Встреча через десять минут!
– Согласен! – отозвался атаман.
Быстро собрались для совещания: Турчин, Пётр Фёдорович и он, Воронцов. Решили так: деревню не уступать, тянуть время, казаки – в поле, у них позиция слабая, а через час, когда начнёт развиднять, выбить их из захваченных дворов прицельным миномётным огнём.
Воронцов оставил свою винтовку Турчину. Посмотрел на провожавших его товарищей и сказал:
– Ну, с Богом.
И пошёл по дороге в сторону леса, где чернел остовом опрокинутой набок машины завал. В кармане шинели он нащупал холодную створку складня иконки. Некоторое время держал её, пока не согрелась. Потом вытащил руку и пошёл быстрее.
Ему навстречу тоже шёл человек. Шагов за десять-двенадцать он смерил его взглядом: лет двадцати девяти-тридцати, коренастый, ростом немного пониже его, держится уверенно. В белой папахе. В высоких хромовых сапогах. За голенищем плётка.
Шагах в трёх друг от друга остановились.
– Ну, здорово, Курсант.
– Здорово, атаман.
В голосе атамана слышалась не то лёгкая насмешка, не то недоумение. Воронцов с самых первых мгновений решил держать себя так, как советовал Турчин: спокойно, уверенно, хладнокровно, ничего не демонстрировать.
– Ну, что мы скажем друг другу? – спросил атаман Щербаков.
– Мы уже многое сказали друг другу, атаман, – сказал Воронцов. – Мы пожелали друг другу здоровья.
Атаман засмеялся:
– Ты, я вижу, юноша образованный. В школе, видимо, хорошо учился. А давай, Курсант, к нам? А? Всем отрядом! Приму. Мне такие, как ты, нужны. Тем более что один курсант у меня уже есть. С оружием приму. Так взводом и зачислю в сотню. Только комиссаров отделим. И жидов, если они у тебя есть. Отведём их в противотанковый ров и – под пулемёт. И – никакого отягчающего прошлого. А? Всё вам сразу спишется. Одним махом побивахом… Ну? Как?
– Вряд ли, – засмеялся и Воронцов. – Жандармов нам уже не простят.
– Ну, это да. Это вы уже переборщили. Немцы за своих люто мстят. За одного десятерых заложников расстреливают. Но, думаю, и об этом договоримся. Война есть война. На комиссаров спишем. А?
– Атаман, ты же не хуже меня знаешь, что происходит на фронте. Сегодня здесь была разведка. Скоро, с часу на час, придёт лыжный батальон. С миномётами. Так что решай, как поступить. На нашу сторону я тебе переходить не предлагаю. Я тебе предлагаю снять осаду и уйти. Давай разойдёмся по-хорошему, атаман.
– По-хорошему уже не получится. Товарищей ты наших боевых пострелял. Кровь пролилась.
– А то ты крови не проливал.
– Деревню мы через несколько часов возьмём боем. И, если не сдадитесь, разорвём всех, по очереди, конями. Знаешь, Курсант, как это делается? Древняя казнь поверженного врага. Ещё от степных народов к нам перешла. Зов предков, знаете ли, пьянит. Это особое состояние. Впрочем… – и атаман Щербаков, недоговорив начатой фразы и, видимо, посчитав её излишней в этом разговоре, засмеялся. Но всё же спросил: – Кто твои предки, Курсант?
Воронцов не принял его тона и холодно ответил:
– По твоему храброму войску тоже наши берёзки плачут.
Атаман снова засмеялся сдавленным нервным смешком:
– Хорошие у нас тобой, Курсант, перспективы в этой жизни. Ладно, обменялись. Теперь давай о деле. Ты, я знаю, захватил моих людей. Среди убитых не все. Часть ты увёл. Знаю. Давай сделаем обмен: ты отпускаешь моих, а я отпускаю всех вас. Можете уходить на все четыре стороны.
– А деревню вы спалите?
– Таков приказ. Всё – дотла. Тут ничего не поделаешь.
– А где же людям после нас жить?
– Война, Курсант, это не состязание в благородстве. Сколько деревень ваши пожгли? Они думали о том, что без крова оставляют детей и стариков?
– Мы – не армия. И вы – не армия. Зачем нам друг друга убивать? Давайте разойдёмся по-хорошему. Если даже и ваша возьмёт, то и половину твоей сотни, атаман, мы тут, перед деревней, положим. Отведи своих людей, и мы не будем вас преследовать.
Атаман Щербаков снова сдержанно засмеялся и сказал:
– Ты, Курсант, меня, как девку, не уговаривай. Молод ещё. И деревню я сожгу. И, если не сложите оружия и не отпустите пленных, не сносить головы и вам. А тебя я казакам отдам.
– У меня пленных нет. Они сами к нам, добровольно, перешли. И теперь находятся на позициях. Стреляют.
– Вот как? А это и неудивительно… Это, Курсант, и есть так называемый русский народ. Вот вытряхну вас из деревни, и оставшиеся в живых тут же руки подымут. Это уже проверено. Поставлю вас во рву. А одного вызову к пулемёту. В обмен на жизнь. И, поверь мне, человеку бывалому, твой самый верный боевой товарищ, именно тот, кому ты сейчас доверяешь как себе самому, исполнительно, старательно выполнит мой приказ. Так старательно, как даже мои не умеют. И пулемёт для этого дела мы возьмём ваш. Так что не искушай судьбу. Времени даю вам на размышление пятнадцать минут.
– Час.
Но атаман стоял на своём твёрдо:
– Я сказал, пятнадцать минут.
– Тогда нам достаточно и пяти.
– А я сказал, пятнадцать. Ровно через пятнадцать минут договорённость о перемирии прекращается. Всё. Ты мне надоел, Курсант, – и атаман резко повернулся на каблуках и зашагал в сторону леса.
Ровно через пятнадцать минут казаки начали обстрел. Воронцов приказал не отвечать и открывать огонь только в том случае, когда цель будет достаточно хорошо видна.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
