– Вы хотите сказать, что это может быть рак?
– Нет, я этого не говорила. Но нужно сделать обследование. Возможно, ничего страшного, просто в таких случаях надо как можно быстрее показаться маммологу.
Придя домой, встаю у зеркала и повторяю движение рентгенолога. Узелок – вот он, круглый и твердый как камешек.
Эй, вы, там, ничего лучше не придумали? Вы решили, что мой персонаж вам разонравился, и хотите меня убрать? Слышите меня, а? Я вам говорю, сценаристы хреновы!
Опускаюсь на кровать совершенно без сил. Разве так бывает? Это что, шутка? У меня этот узелок, а у моего отца – рак поджелудочной.
И что теперь?
Меня охватывает отчаяние. Чувствую себя одинокой. Звоню по номерам, которые мне дали, и записываюсь на прием.
Назначают на следующее утро.
Не нравится мне эта спешка, обычно в больницах приходится ждать полгода, а тут они нашли время, чтобы принять меня завтра утром. А если бы мне нужно было на работу?
Ночью не могу сомкнуть глаз, лежу, положив руку на левую грудь, надеясь, что узелок вдруг рассосется. Но утром он на прежнем месте.
Выхожу из дому очень рано. Воздух прохладен, колюч. Не могу поверить, что еще совсем недавно в этом доме были смех и веселье, хлопали двери, днем и ночью трезвонили телефоны. И все наши проблемы укладывались в одну фразу: «Почему он/она мне не звонит?»
Врач осматривает меня и подтверждает диагноз: твердый узелок диаметром около сантиметра. Настаивает, что надо немедленно делать аспирационную биопсию, чтобы определить природу этого новообразования.
Я понимаю, для них это рутинные анализы, но для меня все так ново и так стремительно, я бы хотела, чтобы кто-то мне все доступно объяснил, обнял меня, приласкал, а вместо этого я слышу какие-то непонятные термины и вижу опущенную голову врача, изучающего мою медкарту.
Анализ неприятный, не более того. Гораздо больнее то, что совершенно никого нет рядом. Результаты придется ждать несколько дней. Подумать только, я хотела уменьшить грудь, а теперь рискую, что могу ее вообще потерять.
Что за нелепая жизнь! Я уверена, что все это случилось потому, что я всегда их презирала. Справа ужасно больно, это после биопсии. Как бы я хотела повернуть время вспять, не призирать и не игнорировать мою несчастную грудь. Как бы я хотела избавиться от хронической неуверенности в себе! Я думала, что, уменьшив грудь, смогу решить свои проблемы. Теперь ясно вижу, что дело совсем не в этом.
Опускаю глаза на груди:
– Прошу, не надо болеть, обещаю, что с этого часа буду заботиться о вас и обо всем своем теле, буду регулярно сдавать все анализы. А вы постарайтесь выздороветь, пожалуйста, хорошо?
Два дня провожу в полном трансе, лежу на диване, на котором спал Риккардо. И я почти уверена, что все это мне приснилось.
Звонит мобильный телефон, я не сразу реагирую на звонок, потому что отвыкла от его мелодии.
– Алло! Этосаратвоясестра!
– О! Да ты уже там освоилась, у тебя сардское произношение!
– Кьяра, ты должна к нам приехать! Здесь просто рай, ты не представляешь, как здесь здорово!
– Если б ты отправилась в этот рай еще три года назад, мы сберегли бы массу нервных клеток, это я о себе и об этом ангеле – твоем муже.
– Здесь так красиво и кругом море!
– На островах такое случается.
– Помнишь, я как-то сказала тебе, что я стала мягче?
– Нет, с чего бы это?
– Ну как же, мы еще про маму говорили!
– И что?
– Я поняла, почему я стала такой позитивной, такой оптимистичной и терпеливой.
– Потому что от меня уехала?
– Нет, потому что я беременна.
– Правда?
– Дааааааа! – радостно кричит она.
– Значит, я – тетя!
– Тетя Кьяра Солнце.
– Вот здорово, а мама знает?
– Пока нет. Мне нельзя волноваться. Врач сказал, что мне лучше лежать, иногда у меня кровит. Но я чувствую, что все будет хорошо, и, потом, с кем же мне поделиться, как не с моей любимой сестричкой?
– Что ж, постучим по дереву.
– Я люблю тебя, Кьяра.
– Это гормоны говорят, моя сестра никогда бы так не сказала!
О Господи, благодарю Тебя, хоть одна хорошая весть в этой безысходности.
Перед сном обращаюсь к Небу с молитвой за отца, за маму, за сестру. В жизни никогда не молилась, но теперь чувствую в этом потребность.
На следующий день возвращаюсь в клинику за результатом.
Собираюсь вскрыть конверт, но останавливаюсь. Не хочу, не могу читать сама, хочу, чтобы кто-то был рядом.
Звоню Гайе Луне.
– Алло, привет, это Кьяра. Ты занята?
– Я на встрече. Что-то срочное?
– Нет, что ты, я перезвоню.
– Я сама тебе перезвоню, пока.
А чего, собственно, я ожидала?
Через три минуты звонит телефон.
– Я освободилась, рассказывай.
– Да ничего особенного, просто я хотела попросить об услуге… если ты можешь… Нужно… прочитать заключение про один подозрительный узелок, а я… я боюсь. Можно мы вместе откроем конверт?
Тишина.
– Ты где?
– Я только что вышла из больницы, собиралась идти домой.
– Возьми такси, поезжай ко мне, я сейчас буду. И не забудь взять квитанцию.
Через полчаса я у ее дома, через пять минут подкатывает Гайя Луна.
– Проходи. – Она решительно, без тени улыбки приглашает меня следовать за ней.
Ее квартира по-прежнему безупречна, как салон дизайнерской мебели.
Она велит мне сесть на диван и уходит переодеться. Возвращается, волосы собраны в хвост, поношенный линялый тренировочный костюм. Этот контраст с обстановкой в квартире вызывает у меня прилив нежности.
– Это мамин, я всегда его надеваю.
Улыбаюсь.
Воцаряется неловкая тишина, потом Гайя Луна берет ситуацию в свои руки:
– Значит, рассказывай все с самого начала. Когда узнала, к кому ходила.
– Я хотела сделать операцию, уменьшить грудь… Не говори мне ничего, я уже передумала…
Во взгляде Гайи Луны читается: «Слыхала я кое-что и похуже».
– Когда делали маммографию, нашли узелок, назначили анализы, причем довольно срочно.
– Да, тут чем раньше все выяснишь, больше возможности вылечиться. Ты уже сделала биопсию?
– Да, аспирационную, – помахиваю конвертом. – Ужасно боюсь.
