Захожу в «Твиттер» — конечно же, Тресса уже опубликовала песню «Битлз», слов которой не знает.
Это для тебя, Лав Квинн. Все еще не верится. Вечные поцелуи и обнимашки. #ПокойсяСМиромЛав #ГребаныйРак
Я открываю некролог Лав. Сплошное вранье. Никаких упоминаний о том, что она лгала о работе присяжной. Ни слова о том, что она купила пистолет в Клермонте и что пыталась убить меня, а в итоге покончила с собой. Лос-Анджелес может катиться ко всем чертям, это самое одинокое место в мире, и я читаю последнюю строчку фальшивых новостей.
Вместо покупки цветов мы просим вас сделать пожертвование в пользу Американского онкологического общества.
Рей возвращается, и как же он сейчас, должно быть, сам себя ненавидит… Двое детей, и ни один не дожил до сорока. Он сидит у моей койки в кресле, предназначенном для людей, которые меня любят.
— Как ты себя чувствуешь? — говорит он.
— Я в шоке. А вы?
Рей, игнорируя мой вопрос, вытаскивает свое грузное тело из кресла. Он выглядит как старый мафиози, время его не пощадило, и он шаркает по полу ботинками из блестящей крокодиловой кожи. Он не носит носков. Облился одеколоном, будто не шел навестить больного. Запирает дверь — разве это разрешено?
— Рей, что с тобой? — спрашиваю я.
Он поворачивается и стремительно пересекает комнату. Сорвав с себя галстук, обматывает его вокруг моей шеи, и мне не вздохнуть, не пошевелиться, я умираю, хватаю руками воздух, но я слишком слаб. Наконец он ослабляет хватку. Швыряет в меня галстук и сплевывает.
— Дотти, — говорит он. — Единственное, что меня удерживает.
Я все еще не могу дышать. Он оставил меня в живых ради жены, но он хочет меня убить, и если убьет, я тоже заболею «раком». Рей поднимает галстук и старательно оборачивает его вокруг своей толстой шеи, завязывает аккуратный узел, попутно рассказывая, что завязывать галстуки его научил отец. Рею достался хороший отец. У меня отца не было. Я до сих пор не умею завязывать гребаные галстуки. Однако хорошее детство еще ничего не значит, ведь не я же тут пытаюсь кого-то убить.
— Ладно, — говорит он, — ты очнулся; меня предупреждали, что такое может случиться. Как мне избавиться от тебя навсегда, чего ты хочешь?
Мне не нужны деньги, я выжил после выстрела в голову, Рей, как «семейный человек», должен понимать это.
— Мне нужен лишь Форти.
— Мой внук Форти?
Этого следовало ожидать.
— Мой сын Форти.
Рей сжимает кулак и опускает руку.
— Он не твой сын. Ты сбежал.
— Вы меня сами выгнали, и я ушел, потому что так хотела Лав.
— Лед, — говорит он, — в твоих венах лед.
— Он мой сын.
— То есть ты хочешь сказать, что будешь о нем заботиться?
— Да, буду.
— Значит, ты у нас исправился? Мистер Добродел-с-далекого-острова…
— Мы будем приезжать в гости раз в месяц. Или даже чаще.
— И ты прямо-таки сдержишь слово?
— Рей, я всегда был благодарен за все, что вы сделали. Вы же видели своими глазами. Я рыдал весь день и никогда не смогу выкинуть ее из головы, никогда не прощу себе, что не отнял пистолет у… — Не могу произнести ее имя. Я не готов. — Позвольте мне поступить правильно. Позвольте позаботиться о сыне.
— Что ж…
Он не отвечает «да», но и не говорит «нет», и я приподнимаюсь на кушетке. Смотрю ему в глаза.
— Вы же знаете, она бы одобрила это.
— Ох, парень, не советую строить догадки о желаниях моей дочери… Она хотела, чтобы ты исчез.
— Знаю, — говорю я. — Только это случилось во время нашей разлуки. У нее была, ну…
— Генетика такая, — отвечает Рей. — Дотти после родов тоже страдала от депрессии.
Он закатывает глаза. Вот бы он мог забеременеть и родить, истекая кровью, ползая на четвереньках и завывая от боли. Тогда не говорил бы так запросто о том, что значит иметь ребенка. Я вовсе не то имел в виду, но киваю.
— Рей, вы правы. Она составила соглашение. Хотела, чтобы я исчез из ее жизни. И все же, пусть это звучит глупо, не заблокировала меня в «Инстаграме».
— Говори по-человечески.
— Она ведь выкладывала в «Инстаграм» истории, верно? А когда публикуешь истории…
— Фильмы, что ли?
— Фотографии. Видео.
— А сценарий кто пишет?
Я СЕЙЧАС С УМА СОЙДУ.
— Это вроде домашних видеозаписей. Размещаешь в интернете и сам решаешь, кто сможет их посмотреть. Заблокировать человека очень просто, Рей. Однако Лав хотела, чтобы я видел, как растет наш сын. И я думаю, она хотела бы, чтобы я воспитывал его дальше.
— Она тебе пулю в голову всадила.
Черт, на этот выпад мне ответить нечего, и зря я заговорил про интернет.
— Я разумный человек, Джо… — Ага. И только что пытался меня прикончить. — А мы с Дотти моложе не становимся.
— Зато вы неплохо выглядите.
Я пересчитываю пятна у него на носу, а он улыбается.
— Спасибо, сынок. А ты теперь обретаешься… на острове Мерсер?
— Бейнбридж, — говорю. — Для семейной жизни отличное местечко. Дом потрясающий, я вам за него благодарен. И гостевой домик есть. Мы могли бы прийти к компромиссу. Форти может жить со мной. А вас с Дотти мы будем рады видеть в любое время дня и ночи.
Он тянется к своему телефону, и неужели это не сон? Я вижу так ясно, Мэри Кей: ты, я, мой сын, твоя Суриката — все складывается как нельзя лучше. Прости, Лав, но, может, ты знала, что Форти нужен мне сейчас, прямо сейчас, а старомодный Рей хоть и жесток, зато отличает белое от черного и понимает, что Лав сделала неправильный выбор. Он отец, я отец.
Рей бросает свой телефон мне на колени.
— А вот история, которую я недавно посмотрел.
Будто еще одна пуля попала мне в голову, только на этот раз я не теряю сознание. На видео — я. Я тащу покойную Меланду по холму Форт-Уорда, только «фильм» рассказывает лишь половину истории. Я ее не убивал. Пальцем не тронул. Оливер обещал быть мне другом. Он дал слово. Это чертовски нечестно. Рей улыбается.
— В чем-то мы с тобой похожи, Джо. Я тоже называю вещи своими именами. И я вижу тебя насквозь.
— Рей, все не так, как кажется. Не доверяйте Оливеру… — Я вот уже доверился. — Он наверняка исказил факты. Я не убивал Меланду. Она покончила с собой в моем доме.
— Полагаю, того рок-певца ты тоже не убивал? Ну, того, с чьей женой ты крутишь шашни.
Я не кручу с тобой шашни и говорю гребаную правду.
— Нет, Рей. Я не убивал Фила Димарко. У него были проблемы с наркотиками, он сам принял опасные таблетки.
