Как два дыма двух степных костров. Как теперь мне любится и верится, Пальцы не ласкают – счастье ткут. Ты со мной – и вся планета вертится, Звёзды в мироздание текут.
(«Иволга моя зелёноверхая…»)
Но, как это бывает в жизни, и не только с творческими людьми, Алевтина не была единственной, на ком женился поэт. У него, к примеру, два сына от первого брака, а именно с Евдокией Ивановной Фесенко. Это Константин и Алексей, чьи судьбы сложились нормально, несмотря на ранний уход мамы из жизни. Причиной развода с Евдокией послужило появление «разлучницы» – Ирины Ермаковой. И только третий брак оказался счастливым. И потому ей, Алевтине Ивановне, посвящены лучшие стихи о любви. Но вернёмся к творчеству Виктора Фёдоровича, которое с годами набирало крепость и особый вкус, как хорошее вино.
Жизнь угощала меня шоколадом и шомполами, Мёдом и горечью, Порядочными людьми и сволочью, Истиной и заблуждением, И проволочным заграждением! Это меня тюремный кощей Держал на порции хлеба и щей — Выстоял, Выдержал, Переварил, Через такие горы перевалил, Каких не знала ещё география – вот моя биография!
(«Биография»)
Однако не дай бог, если кому-то покажется, что в зрелом творческом возрасте Боков был баловнем судьбы. Ничего подобного. У настоящих поэтов лёгкой судьбы не бывает. Но когда он выходит на сцену с балалайкой и, не глядя в расфуфыренный партер, озорно вскидывает голову:
Мои волосы раскрытые Остудит ветерок, За измену тебя, миленький, Осудит весь народ! —
и зал будто просыпается, и раскрывается сам навстречу весёлой стихии:
Ой, подруга дорогая, Дроби, бей сандалями, Из-за нас с тобой, подруга, Двое поскандалили!
И так это всегда здорово и естественно выходило, что друзья-писатели на гостевых стульях начинали поглядывать по сторонам: как бы это… не очень заметно… смыться? Потому что после Бокова на сцене делать было уже нечего. А Виктор Фёдорович оставлял балалайку, брал книгу и выходил к микрофону:
Придёт пора – умрёт последний русский. И кто ему тогда поставит крест? И в этот миг в припадке чёрной грусти Сорвутся оголтело галки с мест. Мы растеряли Русь. И, как иголку, Пытаемся в траве её найти. Храните материнскую иконку, Одна она сумеет нас спасти!
И слушатели, пронзённые исповедальной нежностью автора к любимой земле, не сразу приходили в себя, а потом ещё долго не отпускали поэта…
Такой успех, такая безоговорочная любовь к Виктору Фёдоровичу, конечно, не всем нравились. Соперничество в творческой среде – явление постоянное и не всегда отмечено достоинством. Так же, как и противостояние поэту властей, отнюдь не живительной силы. Я помню, как в «Кировской правде» (где-то в 70-е годы, наверное) я прочитала стихотворение, из которого запомнились последние строки. И только, вплотную подойдя к биографии Виктора Фёдоровича, поняла, как много было сказано им в этом стихотворении…
Жизнь – ужасная штука, Если о ней помыслить. То захотят повесить, То захотят повысить, То тебя в генералы, То тебя в рядовые, То тебе гонорары, То тебе чаевые. То тебя в Гамбург и Дрезден, То тебя, наоборот, Сунут в какую-то бездну, К жабам полесских болот. И всё-таки: жизнь – это чудо, А чуда не запретишь! Да здравствует амплитуда — То падаешь, то летишь!
(«Чудо»)
Но сменялись диктаторы и правительства, на смену одной эпохе спешила другая, охмуряя новым «светлым будущим», а соловей русской поэзии Виктор Боков не менял срочно ни голоса, ни темы, слыл порою ретроградом. И что вышло в конце концов? Уж и тех, кто баламутил и с ума сводил доверчивых людей, мало кто сегодня вспоминает, а Виктор Боков опять с нами, и всё драгоценней его Песня:
О, Женщина! Ты дерзость, смелость, Решительность, каприз, излом. Тебе бы только захотелось, Ты в январе добудешь гром. Хожу доверчивый, счастливый, Твой поцелуй в себе несу. И поэтическою гривой, Как лев взъерошенный, трясу!
(«Твой поцелуй мне был как вызов…»)
Бывают встречи, что добрым и ясным светом сопровождают всю твою жизнь. Удивительна вся история нашей творческой дружбы. Я жила в Кирове, когда Виктор Фёдорович приехал в составе столичной
