не специально разглядывал, просто качество было очень хорошее.
Когда кассир ушел, Андрий перенес свой товар на другую ленту, к испанке с серьгами в виде дверных молоточков, которая притворялась, будто не заметила, что случилось с ее коллегой. Она пробивала покупки, не глядя Андрию в глаза и лопая пузыри жвачки. Вдруг у нее на талии что-то зазвенело. Она опустила голову. Прямоугольник белого света брезжил сквозь тонкий сиреневый хлопок фартука.
Девушка медленно вынула телефон и взглянула на экран. Провела по нему раз, два, потом отложила и взяла с ленты пакет сухофруктов, который покупал Андрий.
— Что вы там смотрите? — спросил он ее. — Почему все сходят с ума?
— У всех разное, — ответила кассирша. — Я слышала, что у них для каждого что-то припасено.
— Что припасено? — не понял Андрий. — У кого «у них»?
Девушка пожала плечами.
— Никто не знает, — ответила она. — Тут есть один парень, типа из ФБР, так он говорит, у кого включается мобильник, у тех сразу крыша едет. Сначала ты видишь то, что не хотел бы никому показывать, а потом — по каким адресам это разослали. — Она подносила упаковки к сканеру, хотя он не работал. — Например, мне сказали, что послали моей матери все то дерьмо, что я о ней говорила. А там действительно черт-те что — я призналась, что мечтаю, чтобы она умерла.
— Вы это кому-то написали? — уточнил Андрий.
Девушка покачала головой. Она была странно спокойна.
— Это копия записей моего психоаналитика, — ответила она и показала ему экран. — Видимо, эти ребята вездесущи — они проникли даже в медицинскую документацию. Похоже, они умеют выискивать секреты. — Она потыкала пальцем в калькулятор, подсчитала сумму и зажала в руке сдачу. — Так что, если вам есть что скрывать, приятель, покайтесь сами. Пока они вас не спалили.
* * *
Андрий выразил сожаление: в пентхаусе с тремя спальнями не было кроватей. Тогда, много месяцев назад, Флосс была права: он жил в Делавере, рядом с бывшей женой и дочерью, и когда приезжал в город на работу, спал на диване. Но в углу самой большой комнаты было кресло-мешок. Орла села в него, и все тело закричало от боли, поскольку опереться спиной было не на что. Она дала Марлоу грудь и беспокойно огляделась. Стены комнаты были увешаны постерами, которые напомнили Орле общежитие: модели в чисто символических купальниках и нижнем белье, стоящие на коленях на пляже или растянувшиеся на кроватях. В колледже парни крепили их к стенам пластилином, но Андрий повесил свои в рамках.
Он сделал Орле безвкусную яичницу-болтунью и положил рядом с тарелкой две таблетки ибупрофена. Больше ничего нет, сказал он. Спасибо и на этом, ответила она.
Они ели за столом, а Марлоу спала на диване, окруженная подушками, как крепостными стенами. Они уже почти закончили трапезу, когда экран телевизора потемнел, потом стал синим, и вдруг появилось изображение, резанувшее Орлу по глазам. Анонс передач выглядел так, словно вещание и не прекращалось. Андрий вскочил и бросился к пульту, лежащему на кофейном столике. Почти не замечая, что ее набитый едой рот открыт, Орла наблюдала, как он двумя большими пальцами жмет на кнопки.
Большинство каналов не вернулись в эфир. Они показывали темноту, или радужный спектр, или остановившиеся кадры из программ, которые демонстрировались во время сбоя. Когда Андрий нашел живой канал, они оба вскрикнули, как дети. На экране сидел за столом угрюмый человек. Голос тоже был слышен. Обычного новостного антуража — титров, бегущей строки, небольших часов в углу — не наблюдалось. От этого мужчина казался голым. На столе стоял таймер для приема лекарств — коричневый пластиковый корпус под дерево и красные цифры.
— Эмоциональный терроризм, — говорил диктор. Он замолчал и взял бумаги. Немного подождал и продолжил: — Если вы с нами, значит, мы возобновили прямое вещание после того, как почти три дня не были в эфире. Сегодня двадцать седьмое декабря две тысячи шестнадцатого года, и… — он гордо сверился с часами, — в Нью-Йорке час двадцать дня.
Орла встала, подошла к дивану и осторожно, чтобы не потревожить Марлоу, села рядом с Андрием.
— Нация подверглась беспрецедентному нападению, — продолжал диктор, — на энергосеть, коммуникационные системы, и, как теперь становится ясным, на неприкосновенность частной жизни и безопасность. Давайте рассмотрим факты. — Он выждал момент, поморгав, но ничего не появилось. — Дебра, — обратился он к кому-то, — у нас есть график? — Он вздохнул и перевернул верхнюю страницу из стопки. На ней от руки была нарисована временная шкала. — Вот что нам известно, — сказал он, стуча пальцем по схеме. — Поздним вечером двадцать четвертого декабря хакеры совершили беспрецедентную атаку на Америку, отмеченную так называемой остановкой времени. Преступники сумели вывести из строя электрораспределительную сеть таким образом, чтобы модифицировать подачу электротока, который используют приборы, чтобы показывать правильное время. — Мужчина расставил пальцы, приготовившись считать. — В то же время они взломали сети всеобщего интернета, кабельного вещания и провайдеров телефонной связи. Они проникли в медицинские и банковские базы данных и в системы других крупных источников персональной информации. Они вмешались в систему спутниковой связи джи-пи-эс и подорвали ее. Атака была быстрой, всеобъемлющей и сокрушительной. И сейчас, по всей видимости, разворачивается следующий этап диверсии. Мы получаем множество сообщений от людей, чьи мобильные телефоны и другие устройства таинственным образом включаются, и затем их владельцы узнают, что хакеры вскрыли факты их личной жизни, зачастую скандальные, и предали их гласности или переслали заинтересованным лицам. «Эмоциональный терроризм» — вот термин, которым мы…
Речь диктора была прервана отдаленным рингтоном, смутно напоминающим стук дождя по подоконнику. Он поднял глаза и спросил у кого-то за камерой:
— Мой? — Выглядел мужчина при этом испуганным. Он встал и вышел из кадра.
Через несколько секунд в кресло скользнула наспех накрашенная женщина с безжизненными волосами без укладки.
— Я Дана Маршалл, — представилась она, — и я заменю Билла. Моему мужу только что стало известно, что я солгала насчет рака груди. Так что можете быть уверены: я останусь с вами на весь день. — Она покрутилась на стуле, собирая бумаги Билла: когда он выскочил из-за стола, они разлетелись.
Орла взглянула на Марлоу и увидела, что девочка проснулась и лежит, не издавая ни звука. Она сильно пучила глазки и явно смотрела в глаза матери. Так они переглядывались, и Орла почувствовала, что, хотя часы снова заработали, время опять ускользает от нее.
И тут громче, чем голос по телевизору, прозвучали три сильных удара в дверь.
Орла обняла Марлоу всем телом и посмотрела на Андрия, который выключил телевизор и приложил палец к губам. Медленно и тихо он
