потому что мне понадобятся мои силы, чтобы пережить этого парня. Когда я была против него в бою, это происходило в контролируемой обстановке. В то время как здесь все идет своим чередом, и он использует это по максимуму.
— Сучка, тебе не мешало бы вспомнить, что случилось, когда я набросился на тебя в последний раз, — рычит он, подтверждая мои подозрения, что он был частью моей атаки.
Он говорит это, чтобы напугать меня, но я получу гребаное удовольствие, уничтожив его, потому что это то, что мне придется сделать, чтобы выжить на этом финальном ринге.
Вопреки здравому смыслу я отступаю назад, давая ему возможность выйти на ринг. Он снимает свою окровавленную футболку и протирает ею свои кастеты, пытаясь запугать меня.
— Я слышал истории о том, что ты сумасшедшая стерва, — ухмыляется он.
— Это так?
— Да, я слышал, ты срабатываешь, если кто-то расстраивает тебя призраками прошлого, — усмехается он.
Я могу сказать, к чему это ведет, но я думаю, что он не до конца осознает, что означает этот триггер.
— Я думаю, что получу огромное удовольствие, поимев твой разум, прежде чем убью тебя. Тогда, думаю, я трахну твой труп в знак победы, — насмехается он.
Я не отвечаю, вместо этого я верчу своими кинжалами, готовая начать это шоу. Он просто улыбается шире.
— Будь по-твоему, сокровище мое.
Мне, блядь, хочется смеяться. Наглость у этого парня. Он думает, что, блядь, знает меня.
Он ни хрена не знает.
Это подпитывает мой гнев.
Я, блядь, завязала с этими мудаками, думающими, что они могут играть со мной и манипулировать мной, и все это при недооценке моей силы.
Сейчас все закончится.
Он смотрит на меня так, словно ждет, что я сломаюсь, но он будет ждать вечно. Я бросаю кинжал прямо ему в бедро, заставая его врасплох и бросаюсь на колени. Прежде чем он успевает осознать, что происходит, я бросаюсь к нему, хватаю кинжал и вырываю его. Я буду выпускать кровь из этого ублюдка понемногу.
— Сука! — кричит он, его лицо краснеет от гнева.
— Не тот язык, мудак, — шиплю я, имея в виду его попытку спровоцировать меня.
Он нападает на меня, и я позволяю ему сбить себя с ног, вонзаю кинжал ему в спину, а другим протыкаю еще одно отверстие в его ноге. Он кричит, но бьет меня по лицу грубой силой кулака, зажатого в кастете.
Трахни меня.
Боль на моем лице невыносима. Я чувствую, как кровь стекает по моему лицу, но я не могу тратить время, сосредотачиваясь на этом. Вместо этого я вырываю кинжалы из его кожи и вонзаю их снова. На этот раз чуть ниже грудной клетки с обеих сторон.
Он снова бьет меня кулаком по голове и скатывается с меня. Я могу держать кинжалы при себе, и угол, под которым он отстраняется, делает ему еще хуже.
Он кипит. Мое лицо пульсирует, и я едва могу видеть сквозь кровь, заливающую мои веки. Он шатается от боли, но все равно бросается на меня, и я слишком поздно улавливаю его движение. Сила, стоящая за ним, заставляет меня выронить один из моих кинжалов, когда он прижимает меня к мату. Он сел надо мной, обхватив руками мое горло. Этого достаточно, чтобы удержать меня на месте, но недостаточно, чтобы перекрыть поток воздуха, он хочет сначала привлечь мое внимание.
Подняв свободной рукой мой упавший кинжал, он приставляет его к моей груди. Я не уклоняюсь от него, я отказываюсь показывать слабость этому психу. Он проводит им вниз по моей груди, слегка прокалывая кожу, прорезая линию между грудями, попутно разрезая спортивный бюстгальтер.
Гребаная свинья.
— Для сучки у тебя, конечно, хорошие сиськи. Может быть, я буду трахать тебя время от времени, когда ты умрешь. Здесь, наверху, никто ничего не увидит, так что у меня будет в распоряжении все время мира. Я позабочусь о том, чтобы они узнали тебя по твоим зубам, не волнуйся, — шепчет он, продолжая водить кинжалом вниз, поднимая его от моей кожи у пупка.
Метка горит от ключицы до самого низа, но я не двигаюсь. Он слишком занят, пялясь на мою грудь. Роняя кинжал, он поднимает руки к моей груди. У меня мурашки по коже, но если это отвлечет его, я справлюсь с этим.
— Хорошенькие маленькие соски с хорошеньким пирсингом, — бормочет он себе под нос. Я не хочу давать ему слишком много времени, ему, вероятно, понравится вырывать пирсинг.
Когда он хватает меня за ложбинку между грудями, его рука на моем горле слегка расслабляется, и я понимаю, что сейчас или никогда. Используя кинжал, который все еще держу в руке, я всаживаю его сбоку ему в шею. От боли он поднимает руки, но из-за шока его реакция замедляется, что дает мне время вытащить нож и вонзить ему в горло под другим углом.
Он падает набок, наконец-то ему удается схватиться за шею, но он захлебывается собственной кровью, кашляет и брызгает слюной. У меня нет времени смотреть, как он медленно умирает, глядя на него сбоку, я знаю, что мне нужно сделать.
Я наклоняюсь очень близко к его лицу, чтобы убедиться, что завладею его вниманием в его последние мгновения.
— Чего тебе не сказали, так это того, что, когда я нервничаю, я становлюсь безрассудной, теряю все эмоции, весь контроль. Мне все равно, что я делаю в таком состоянии.
Его глаза широко раскрыты, он пытается осмыслить мои слова.
— К несчастью для тебя, хотя ты и не смог трахнуть мой разум, кое-кто уже это сделал, теперь увидимся в аду, — кричу я, когда мои пальцы обхватывают его кастет и я бью его по лицу снова и снова.
За то, что напал на меня.
За то, что сомневался во мне.
За то, что прикоснулся ко мне.
Я сделала мир лучше без этого монстра, но это место наполнено монстрами.
Я думаю, что это будет моя работа — уничтожить их.
Они подтолкнули меня. Это будет их собственных рук дело.
Опустив кулаки, я отстраняюсь от его безжизненного тела, пытаясь успокоиться, но я вспоминаю, что мне нужно сделать сейчас. Спеша схватить оба кинжала, я пытаюсь вытереть кровь с глаз, чтобы понять, в каком направлении мне вообще нужно поворачиваться. Это занимает больше времени и усилий, чем мне хотелось бы, чтобы подняться, но, тем не менее, я это делаю. Я едва осознаю, что мой спортивный лифчик свисает тряпкой с моих плеч, демонстрируя всем мою фигуру, я сосредоточена на
