окинула взглядом помещение. Рядом с ней находились Джорджина и Лукас – он и правда был здесь, настоящий, и он действительно сжимал в руках влажное полотенце.
– Самаэль… – Хлоя ожидала, что пересохшее за ночь горло сейчас дёрнет болью, но этого не произошло. Джорджина сдвинула на её тумбочке что-то в сторону, Харрис проследила за действиями девочки и увидела полупустой стакан с водой. Смутно припомнила, как посреди ночи несколько раз просыпалась от того, что ей к губам кто-то подносил живительную жидкость. Судя по тому, что Джо только что вошла, рядом с ней всю ночь провёл именно Лукас.
– Я здесь, – он подался вперёд, наклоняясь над ней, снова сжал её руку. – Я здесь.
– Почему я… – Хлоя скользнула взглядом по шкафу, полу, чуть нахмурилась. – Почему я в кровати?.. Что… – девушка медленно качнула головой, заставляя себя повернуться на бок, поморщилась. Она точно помнила, как упала на пол – может, не запомнила сам момент удара, но краткий полёт ощутила отчётливо.
Секунда – её накрыло новой волной информации, воспоминаний о вчерашнем вечере. Она вспомнила свой страх за Эосфора, все эти мысли о том, что в следующий раз ей удастся открыть глаза только в том страшном подвале. Но всё было слишком спокойно: Джорджина приветливо и сочувственно ей улыбалась, Лукас сидел рядом, живой и здоровый, и вокруг не было больше ни души.
Эосфор взглянул на свою сестру, и та кивнула ему, отступая назад. Снова шаги, и дверь заботливо и плотно прикрыли с той стороны. Они остались наедине. Лукас отложил полотенце и толкнул колёса своего кресла, чтобы было удобнее взять с подноса чашку с чем-то горячим. Харрис, уловив запах молочной каши, снова чуть поморщилась и хотела было отстраниться, но Эосфор придвинулся ближе и покачал головой.
– Нужно поесть, – сказал он. – Вам было ночью плохо, сейчас нужны силы, чтобы… – Лукас не договорил, прикусил язык, но у Хлои и не было особого желания додумывать за него фразу. Её слегка мутило, но в животе заурчало – Эосфор был прав, ей нужна была еда. Вот только сесть, взять ложку, тарелку, начать двигать рукой – всё это казалось сейчас слишком тяжёлой работой, почти как в одиночку разгрузить целый вагон.
Хлоя хотела бы подняться, но она не могла справиться с собственными руками и ногами. Девушка глубоко вздохнула, жмурясь, желая собраться с силами и заставить себя хотя бы сесть, для начала, но тепло вдруг коснулось самых её губ – Харрис приоткрыла глаза и увидела у себя под носом ложку с кашей. Скользнула взглядом вверх, по этой ложке, по руке, плечу человека, который держал её – что ожидаемо, это был Лукас. Естественно, они ведь остались только вдвоём.
Он пытался накормить её, как маленькую девочку. Не то, чтобы Хлоя была слишком гордой, но это её почти задело – она бы отказалась от еды, если бы вовремя не встретилась взглядом со своим подопечным, который сейчас был, по сути, на её месте: заботился о ней, переживал за неё и хотел помочь. Он смотрел на неё без снисходительности, лишь с искренней заботой – и Харрис, помедлив, уступила самой себе. Есть она хотела, и раз уж Эосфор предлагал свою помощь, стоило воспользоваться этой возможностью.
Так что девушка приоткрыла рот, с опаской впуская ложку с горячей кашей.
Лукас не торопил её. Хлоя ни разу не обожглась – он выжидал с каждой новой порцией столько, сколько ей было нужно, ни разу не упрекнул, и не попытался заставить ускориться. Горячая еда помогала – Харрис согревалась, находя баланс между жаром и холодом, чувствовала, как отмирает, как по телу, по венам разбегаются горячие струйки тепла. Словом, она приходила в себя, теперь уже по-настоящему: возвращались упущенные, недополученные воспоминания, голова переставала кружиться, а присутствие Эосфора в её комнате вызывало всё больше и больше вопросов.
– Почему ты здесь? – спросила она, наконец, когда смогла сесть и взять в руки кружку с чуть остывшим чаем. Лукас чуть пожал плечами, пряча чувства за улыбкой:
– Я об этом не спрашивал, когда вы меня выхаживали, – он фыркнул, но не особо весело – Хлоя поняла, о чём он думает, почти сразу. Эосфор своеобразно пытался вернуть долг: она видела его в ужасном состоянии, и ей одной пришлось справляться с этим на протяжении нескольких дней. Конечно, он хотел помочь ей, чтобы отплатить за заботу.
– Но всё-таки, – Харрис спрятала лицо за кружкой, – тебя здесь быть не должно. Это опасно. Ты и сам знаешь.
– Вас тоже здесь быть не должно, – почти вызывающе сказал Лукас. Хлоя приподняла брови. Эосфор выдохнул, словно сказал то, чего сам от себя сейчас не ожидал – или то, о чём говорить на самом деле не хотел. – Вас не должно быть здесь, – гораздо тише повторил он, опуская голову.
– Почему? – почти насмешливо поинтересовалась девушка. Его задел этот тон, он резко поднял на неё глаза.
– Потому что вы понимаете, что произошло. Это ведь не тошнота от несвежего хлеба, доктор, – Лукас изо всех сил старался держать себя в руках, чтобы не повысить голос, не привлечь лишнего внимания. – Вас отравили.
Харрис была вынуждена кивнуть. Это была правда – несвязные мысли перед самой потерей сознания она сейчас собрать воедино. Образ пошатывающегося Эосфора, которого она вместе с Рэем вела наверх в первый вечер, его слова о горьком соке, молоко – всё это было очевидно и довольно просто. Даже жутко в своей простоте: если бы доза снотворного, или что там было, оказалась бы больше, она могла бы сейчас оказаться в больнице, если не на том свете. Она выпила из его кружки и пострадала из-за этого – Лукас был прав, Хлоя отравилась.
Но это не означало, что она готова отступить и бросить его здесь на произвол судьбы.
– Отравили, – спокойно подтвердила она. Спокойствие было деланым, внутри у девушки от каждой новой мысли всё дрожало, но Харрис не собиралась показывать это своему подопечному. Нет, не сейчас – он пытался отправить её домой, освободить, спасти от влияния своей семьи. Всё это было очень мило, но Хлоя и не думала так легко отступать. Их милые взаимоотношения должны остаться на этом уровне, когда Эосфор кормил её, ослабевшую, с ложечки. Не больше – потому что больше он не мог ничего сделать, кроме как пожертвовать собой, оставшись наедине со своим отцом, который мог с ним сотворить всё, что угодно.
– И вы… – Лукас почти задохнулся, – вы не хотите, например, выбраться отсюда? Я – очень хочу, но это невозможно.
