она попросила закурить. Только она, похоже, меня не узнала.
- Ла-а-адно… Дальше давай.
- Что дальше? Она девушка красивая, явно из твоего окружения. Нет ничего удивительного в том, что спали. Ведь спали?
Я не вижу смысла скрывать правда. Поэтому киваю.
Ника, как в зеркале, повторяет за мной это движение. А еще немного отодвигается, упираясь ладонью в мою грудь. Очень знакомый, между прочим, жест.
- Тогда это правда твой ребенок, да, Лев? Что думаешь делать?
Я глубоко вбираю в легкие воздух и, сдерживая раздражение, сжимаю кулаки. Но заставляю себя, поджав губы, покачать головой и как можно спокойней сказать:
- Если Разумовская и беременна, в чем я очень сомневаюсь, то не от меня. Раньше я всегда был крайне осторожен и предохранялся. Секс у нас был всего единожды, к тому же я не кончил. Так что это исключено.
- Вот как… - повторяется, кивнув, моя девочка, - Я поняла тебя.
- И? - я снова пытливо вглядываюсь прямо в глаза Ники, - Твой вердикт?
- Расстроена ли я? - спрашивает будто саму себя Самойлова, - Да вроде бы нет. Не думаю. Немного растерялась, когда эта женщина пришла, вся из себя такая стильная, модная… Красивая.
- Считаешь ее красивой?
- А ты разве нет?
- Мы сейчас серьезно будем это обсуждать?!
Вот черт… Я снова ведя себя, как придурок. Эмоции берут вверх, поэтому надо срочно брать себя в руки…
- Но она и правда красивая, этот факт трудно отрицать, - с философским видом отмечает Ника, - И вряд ли она одна такая…
Такая - это какая?
- … кто стремится к твоему вниманию, - тут же поясняет она, - И таких будет еще немало. Если я сейчас не ревную и не подозреваю тебя, это не значит, что так будет всегда. Будешь ли терпеть мои обижульки постоянно?
Не могу удержаться от усмешки. А потом - и от смеха. Но в грудине разливается предательское такое тепло от слова “всегда”.
- Обижульки, говоришь? - спрашиваю я, - Ника, по дурной молодости я всякое творил, что правда, то правда. Но давай договоримся сразу, даже если это прозвучит грубо и неприятно - пока ты со мной, то и я с тобой. И больше ни с кем. Ни интрижек, ни флирта, ни секса. Ни с кем, кроме тебя. Но если вдруг… что-то пойдет не так… я сразу всё тебе расскажу. По чесноку.
- Увы, нет гарантии, что ты сделаешь именно так, не правда ли?
- И все-таки я не привык врать.
- Но ведь ты мне уже врал. О том, что ты простой рабочий на конюшне.
- Ой, да ладно тебе! Не врал, а скрыл. Шифровался. Особенно после того, как Ангелина заявилась в тот вечер… Знаешь, я довольно давно живу в Юрьево. Обособленно. Уединенно. И езжу в Москву только по необходимости. Я поставил доверенных и верных мне людей, спокойно получаю свои дивиденды и живу на них. Но ты совершенно права - в свое время я получил достаточно внимания от желающих окольцевать меня. Не скажу, что не пользовался этим - нрав у меня далеко не ангельский, и если представлялась возможность, я пользовался этим по полной. А потом устал.
- И ты говоришь все это, потому что…
- Потому что еще вчера я свою позицию озвучил. Я хочу жениться. На тебе. Хочу семью. С тобой. И детей хочу. Наших с тобой детей.
Ника заметно тушуется. Румянец вспыхивает на ее скулах, а длинные изогнутые ресницы пару раз хлопают, как у куколки.
На ее округлом лице - смесь недоверия, удивления и одновременно - тихого восторга.
Потом ее взгляд немного туманиться - совсем как тогда, когда я застал ее с книгой. Будто она что-то видит перед собой. И смущается этого.
…Она молчит.
Я тоже. Поднимаю руку, чтобы обхватить ее подбородок и привлечь Никино внимание к себе.
- Эй, малыш… - зову я мою девочку тихо, - Только давай без паники, лады? Пусть всё идет своим чередом, помнишь? Мы просто попробуем, а там… будь что будет.
- Будь что будет? - лишь через несколько секунд шепотом переспрашивает Ника, пока я успокаивающе глажу ее второй рукой по спине, - А что, если я влюблюсь? Очень сильно и серьезно? А потом надоем тебе, и ты поймешь, что сотворил страшную глупость, связавшись со мной?
Бах!
Это сердечная мышца громко и сильно ухает внутри и тут же замирает.
Между прочим, это довольно больно.
Но это приятная боль.
Моя пугливая и осторожная девочка…
Какая же она… Какая…
Моя!
Единственная!
Другая бы на ее месте, та же Ангелина, мгновенно бы растеклась, принимая подарок судьбы в моем лице.
Но вот только никакой я не подарок. Да, богатый. Да, и мордой, и телом еще ничего. Но Самойлова смотрит на все трезво, даже на собственные чувства.
“Если влюблюсь”, - говорит она.
Да ты, моя девочка, уже давно втрескалась в меня по уши. И потому осторожничает и боится, что же там, дальше?
И она права. Мы не в сказке живем, где “долго и счастливо” - это норма.
Это жизнь, мать ее. И в ней никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
62. Вероника. Финал
- А что, если я влюблюсь? - спрашиваю я еле слышно, - Очень сильно и серьезно? А потом надоем тебе, и ты поймешь, что сотворил страшную глупость, связавшись со мной?
В голове - слишком много всего. Как и на сердце.
Все, что сказал Лев…
Это и признание, и предупреждение одновременно. И душа внутри меня судорожно сжимается в предвкушении и страхе одновременно.
“Я хочу жениться. На тебе. Хочу семью. С тобой. И детей хочу. Наших с тобой детей”.
Как будто строчка из мелодрамы.
Но она резонирует от моего нутра и вызывает очень приятные ощущения.
И от прямого взгляда Льва, который пронзительно разглядывает меня, ласково и ненавязчиво прикасаясь к моему напряженному телу, мне совершенно не легче. Наоборот. Это взгляд сильного и уверенного в себе мужчины, которому инстинктивно хочется подчиняться. И верить. Верить в каждое его слово…
- Глупость, говоришь… - задумчиво повторяет Смирнов, проводя пальцами по моему лбу. Точнее говоря, по мимическим складочкам, которые образовались из-за того, что я непроизвольно хмурюсь. - Кто из нас двоих совершает большую глупость?
С видом античного философа Лев неожиданно откидывается назад
