разозлился.
«Но ты уже не вернешься, – ответила Иви Хансу, – ты не вернешься, поэтому позволь мне идти своим путем».
В этот момент учительница Лю снова схватила телефон. Иви приставила шокер к ее животу. Звук был негромким – просто электрический треск.
– О! – только и успела выдохнуть жертва. Телефон упал на пол.
– Все считают, что я импульсивная. Что не умею строить планы, – тихо сказала Иви, глядя на учительницу Лю, корчащуюся от боли. – Никто не знает, сколько я мечтала об этом моменте. Девяносто минут. – Она достала из кармана зажигалку и щелкнула кнопкой, язычок пламени закачался в воздухе. – Ханс горел девяносто минут. Хирург сказал, что самая болезненная смерть – в огне. – Она потушила зажигалку и снова щелкнула ей. – Но для вас это слишком быстро. Я придумывала тысячи способов, но не могла остановится ни на одном, потому что любой был бы для вас слишком легким. Поблагодарите вашу счастливую звезду за то, что встретили меня, а не Ханса. Я не такая, как он. Он – хороший человек. А я – нежеланный ребенок. Та, кому не надо было жить.
24
В конце концов она разожгла огонь.
Пламя напомнило Иви оранжево-красные отблески на морских волнах, принадлежавших ей и Хансу. В классной комнате было много топлива для пожара, не только краски на спиртовой основе и бумага. Огонь охватил занавески и тряпки, накрывавшие глиняные скульптуры, быстро пожирая их.
Иви впала в меланхолию.
Почему даже в такие уникальные моменты людям бывает нечего сказать друг другу? Почему они не хотят пожертвовать всем ради кого-то? Особенно когда под этим «всем» подразумеваются дух и плоть, разум и материя, время и место, не говоря уже о других человеческих существах. Ими можно пожертвовать ради одного человека. А может, есть вещи, которые не делают из любви, только из научного интереса? Поэтому люди делят любовь на степени, в зависимости от ее силы. Интересно, какую степень имеет ее любовь? Какой она силы?
Оконное стекло взорвалось, и на пол посыпались осколки. Какой-то холст вспыхнул в открытом пламени. Шум был оглушительным, но Иви ощущала удивительное спокойствие. Весь мир проваливался в тартарары, будущее плавилось перед ее глазами. Она была уверена, что именно такой жизни и хотела. Твердь растекалась жидкой массой, как лава. Иви заново обретала контроль над собой. Она достала из кармана упаковку снотворного, выдавила таблетки из фольги и бросила в керамическую кружку с чаем на столе. Перемешала мутноватую жидкость, поднесла ко рту и проглотила.
«Ваше здоровье!»
Отставив кружку, Иви вытерла пачку платком и бросила в огонь. Чтобы не оставить лишних улик, не стала обходить комнату еще раз, просто убедилась, что всё на своих местах. Горячий воздух дохнул ей в лицо. Еще один шаг. Иви повернулась лицом к жаркой волне. Сделала глубокий вдох.
«Еще один только шаг, – сказала она сама себе. – Пути назад нет».
И, стиснув кулаки, нырнула в пламя, как мотылек.
Боль была невероятной; она сразу охватила все ее тело. Пять секунд, надо было вытерпеть всего пять секунд, говорил ее мозг, но тело не подчинялось. Иви закричала, содрогаясь, и поползла прочь, покатилась по полу, пытаясь сорвать горящую одежду. Закашлялась, озираясь по сторонам. Одежда прилипла к рукам и ногам; кожа на руках стала розовой, на ладонях вздулись пузыри. Она прорвала пузыри, пытаясь встать на ноги и спастись от новой волны жара, которая наступала, подобно цунами. Надо было как-то ее оседлать. Со стоном агонии Иви прорвалась сквозь огонь и дым к тяжелой деревянной двери. Нажала на ручку, ожидая, что в комнату проникнет чистый воздух, но дверь не открывалась. Она нажала еще раз.
Защелку заело. Иви давила и давила, потом навалилась на дверь всем телом, но та не поддавалась. Она попыталась позвать на помощь, но только продолжила кашлять.
Осев в отчаянии на землю, Иви почувствовала запах. Горящий пластик, ткань, волосы и кожа. Она ощутила вкус крови и пепла на своих губах. Поняла, что сама является топливом для пламени.
Шок этого осознания подарил ей надежду. Нет, она не собирается умирать здесь. План изменился.
Она отбросила от лица волосы и осмотрела защелку.
«Закрыто изнутри. Найди причину».
Узкая металлическая пластина отклонилась в неверном направлении. Иви попыталась вернуть ее на место ногтем указательного пальца, но ничего не получилось. Она закричала от боли и разочарования. Щелка была слишком узкой, и Иви только поцарапала кожу. Надо было взять себя в руки. Оглядевшись, она увидела цветочный горшок, который вечно попадался ей под ноги в предыдущие два визита. Разбила его об пол, схватила осколок и сунула в щель. Щелк! Металлическая пластина встала на место. Она нажала на ручку, и дверь открылась.
Никогда еще воздух не приносил ей такого облегчения. На коленях, превратившихся в кровавое месиво, она выползла из дома во двор, усыпанный листвой. Упала на асфальт перед деревянной оградой, сжавшись в комок, и стала судорожно хватать воздух ртом.
Соседка с дочерью выбежали из дома напротив: одна с волосами, обернутыми полотенцем, другая в розовой ночной рубашке и шерстяной шали. Потрясенные, они уставились на Иви, лежащую на тротуаре. Появлялись другие: в тапочках, пижамах с Микки-Маусами… Кто-то разговаривал, кто-то молча таращился, кто-то звонил в скорую помощь, кто-то снимал видео для интернета, кто-то успокаивал детей – но никто не осмеливался прикоснуться к ней.
Огонь бешено полыхал, землю покрывали хлопья пепла и обломки, которые ветер не мог унести с собой. Изо всех отверстий валил дым, как будто дом превратился в монстра, тянущего свои щупальца к небу. Пожар на мирной улице посреди ночи напоминал картины Апокалипсиса.
Иви лежала на земле, представляя, что на нее проливается теплый дождь. Потом подумала о матери – о том, как давным-давно лежала в ее объятиях. Вокруг стало тихо, и она услышала стук своего сердца: та-дам, та-дам, та-дам. Ее организм все еще работал. Она была младенцем в матке, плавающим в амниотической жидкости, в самом безопасном месте на свете. В идеальном месте, чтобы расстаться с жизнью. Да, она была нерожденным младенцем. С улыбкой Иви закрыла глаза.
«С днем рождения».
25
– Это была девочка, очаровательная маленькая косатка, – сказал ученый, специалист по китообразным. – Она умерла в день своего рождения.
В одно мгновение детеныш еще плавал в воде, любопытный, как все малыши. А в следующее перестал дышать. Косатка подхватила свою мертвую дочь и подбросила ее вверх. Она носила ее так день за днем, не готовая смириться с тем, что ее дитя исчезнет
