дому отца Сенле.
— Постарайся идти быстрее, потому что дом отца далеко отсюда, — сказал жене Сенле.
Девушки побежали и к вечеру достигли большого дома.
Хамдзиде увидела, что передняя стена дома расписана: справа было нарисовано солнце, слева — луна, а над дверью была нарисована Гром-Птица. Сенле, его жена и ее сестры вошли в дом. Рабыня Эхтсемалакилиса предложила им еду.
Вождь Эхтсемалакилис лежал на спине. Он был очень тучен. Как только гости сели, он привстал и сказал:
— Добро пожаловать, сын! Которая из этих хорошеньких женщин твоя жена?
— Эта, которая сидит рядом со мной, — ответил Сенле.
— О сын, твоя жена, кажется, ждет ребенка.
— Это правда, — подтвердил Сенле.
Тогда вождь сказал:
— Благодарю тебя за твои слова. Если у твоей жены родится девочка, мы назовем ее Эненагодземка — Приносящая-Миру-Свет, если родится мальчик, назовем его Эненайос — Приносящий Свет. Мой дом отойдет твоему ребенку, так же как живая вода и чудесный жезл смерти.
Вождь приказал рабу накормить гостей и умолк. Сенле и женщинам подали нечто напоминающее дикие яблоки.
Когда они поели, Хамдзиде обратила внимание на столбы по обе стороны дверного проема и увидела, что это были люди. Перевод над дверью был двуглавым змеем. Столб в задней части дома был Гром-Птицей. Дом был углублен в землю на десять ступеней, и имя ему было Кекеслен — Нависающая Гора. И он был отдан ребенку Сенле.
Вождь Эхтсемалакилис заговорил:
— О невестка! Твоего отца будут звать Абалон-Мира, потому что ты вернешься к своему отцу. Когда вернешься домой и проживешь там четыре дня, этот дом спустится в селение твоих родителей, и эти четыре корзины — с выделанными шкурами, с шерстяными одеялами, с медными пластинами и со съестным — все это тоже спустится на землю и станет собственностью моего внука. А когда ты и твой отец захотите провести зимнюю пляску, — продолжал вождь, обращаясь к Хамдзиде, — ваш танцор исполнит пляску Шамана, и его имя будет Исцелитель; а Дразнящая пляска отойдет твоему ребенку, и его имя в пляске будет Хитсанед, и у него еще будет пляска Гром-Птицы, и его имя будет Холакенус, и у него будет пляска Хамшамтсес и имя Хаматсахис; и все это отойдет моему внуку. Это все, что я хочу сказать.
Сенле сказал жене, что они должны возвращаться домой.
Дома Хамдзиде загрустила, и ей захотелось повидать родителей. Ее мать была повитухой, и она хотела перед родами быть поближе к матери.
Сенле заметил, что она невесела, и спросил:
— О возлюбленная! Отчего ты грустишь?
Хамдзиде ответила:
— Я должна рожать, а здесь некому позаботиться обо мне, поэтому я грущу. А моя мать — единственная в селении, кто помогает роженицам. Вот о чем я думаю, — сказала Хамдзиде мужу.
— О возлюбленная! Не горюй, я отпущу тебя домой. Ступай прямо сейчас. Если захочешь, скажи только: «Я хочу, чтобы прибыл мой дом» — и большой дом моего отца окажется там, где ты пожелаешь; а если тебе что-нибудь понадобится, только назови мое имя — я всегда буду возле тебя. — Так сказал жене Сенле.
— Благодарю тебя, господин, за то, что ты не удерживаешь меня и сестер в верхнем мире, — ответила Хамдзиде мужу.
Сенле позвал Лекваку и сказал:
— Пойди и попроси длинную веревку Хомаха — Того-Кто-Карабкается-Вниз, то бишь Яякетснека — Паука.
Она тотчас вышла и вскоре принесла длинную веревку Хомаха.
Сенле взял у нее веревку и позвал женщин:
— Не бойтесь, станьте ближе друг к другу, — сказал он.
Затем он закутал сестер в свое большое кожаное одеяло, обвязал их веревкой, открыл дверь верхнего мира и спустил через нее связанных жену и ее сестер.
Вскоре они достигли земли. Хамдзиде не знала, кто их развязал. Она увидела землю, поднялась и родила.
Сестры посмотрели на ребенка и увидели, что это девочка. Хамдзиде сказала, что назовет дочь по желанию отца — Эненагод-земка.
— Принесите мне чайник, чтобы омыть Эненагодземку, и что-нибудь, во что ее завернуть, и ветки для хижины.
Как только она проговорила это, хижина, и колыбель, и все необходимое для ребенка, и чайник с уже теплой водой очутились возле нее. Сестры Хамдзиде искупали ребенка.
Потом все почувствовали, что голодны. Хамдзиде сказала:
— О господин Сенле! Будь добр и дай нам поесть.
Тотчас горячий вареный лосось и связка вяленого лосося очутились возле ее хижины. Когда сестры поели, Хамдзиде сказала:
— Пойдите, навестите наших родителей. Вот там, где поднимается дымок, их дом, — указала она на берег залива выше того места, где они расположились.
Двое младших сестер пошли в селение. Третья сестра была ленива и осталась с Хамдзиде. Спустя некоторое время девушки возвратились и привели с собой родителей. Мать взяла на руки внучку.
Хеламас приветствовал дочерей такими словами:
— О дети, добро пожаловать! Хорошо, что мы опять встретились в этой жизни. Я переберусь к вам и построю здесь дом.
Хамдзиде ответила ему:
— Не беспокойся о доме. Через четыре дня сюда спустится дом деда моей дочери Эненагодземки.
Хеламас понял тогда, что его дети связаны с чудесными силами, и не стал больше ничего говорить.
На следующее утро он перебрался к домику дочерей, и весь народ с пожитками последовал за своим вождем.
Через четыре дня, ночью, большой дом по имени Кекеслен спустился с неба и занял место маленькой хижины. Когда утром сестры проснулись, Хамдзиде сразу узнала большой небесный дом.
Она разбудила отца и сказала ему:
— Отец, не спи! Посмотри на дом Эненагодземки!
Хеламас проснулся, и встал, и увидел большой дом и его столбы. Великолепие дома испугало его, потому что никогда прежде он не видел такого жилища. Хамдзиде позвала сестер и велела им развязать корзину со шкурами и другие корзины. Сестры развязали корзины со шкурами; они заполнили шкурами угол дома, а корзина еще не опорожнилась.
— Это, должно быть, та корзина, которую называют Юдзоэм-хент — Никогда-не-Иссякающая.
Девушки тогда перестали вынимать шкуры из корзины, а корзина так и осталась почти полной.
Они открыли другую корзину, с шерстяными одеялами, и заполнили одеялами другой угол дома. Потом они отказались от затеи опорожнить и эту корзину, ибо она все еще оставалась полной.
Тогда сестры подошли к третьей корзине (в каждом углу дома стояло по корзине, и никто из людей не мог поднять их). Они открыли корзину, достали шерстяные одеяла6 и быстро заполнили угол дома. Потом они перестали доставать одеяла, а корзина все оставалась полной.
Сестры перешли в другой угол и открыли корзину с едой. Они достали еду и заполнили ею угол дома. Корзина все еще оставалась полной, когда они перестали доставать из нее еду.
— Спасибо вам,
