Я заверяю его, что к пению это не имеет ни малейшего отношения, и он смотрит на меня с потрясением и интересом.
— Может ли что-то быть ужаснее.
Несколько минут, потребовавшихся на то, чтобы дойти до большого зала, мы молчим. Зал — огромное мощное сооружение, укрепленное каменными контрфорсами. Шум, доносящийся с еще невидимого рынка, заставляет нашего провожатого повысить голос. Он спрашивает, желаем ли мы приобрести что-нибудь определенное, и каид признается, что очень хочет сладостей, а я говорю, что мне пригодились бы хорошие чернила, на что мистер Пипс улыбается.
— О, споры о Танжере — все эти подробности!
Он качает головой:
— Я три года входил в комитет: пропащее дело, вечно шаг вперед, три назад. Воображаю, как вы с ним завязли — по мне, легкого решения не существует. Не стоит забывать, дело не в простой логике: здесь слишком много страстей и непоследовательности.
Я улыбаюсь:
— Уверен, с обеих сторон.
— Как во всех делах человеческих. Поддержка колонии обходится нам в состояние, мы тратим куда больше, чем, честно говоря, можем себе позволить, но король думает, что подведет супругу, если откажется от Танжера — он ведь был частью ее приданого, — а поскольку Его Величество уже очень во многом ее подвел, в этом вопросе он неколебим. И, разумеется, бедный граф Плимут.
Я вопросительно поднимаю бровь.
— Сын Чарльза — незаконный, разумеется, но все-таки сын. Ему дали под командование королевский полк, произвели в полковники. Он отправился в Марокко летом 1680 года и умер от дизентерии четыре месяца спустя. Всего двадцать три года, бедный мальчик. Чарльз очень тяжело переживал.
— Сколько у король дети? — спрашивает Шариф.
Мистер Пипс смеется:
— По последним подсчетам, чертова дюжина, выжили десять, хотя ни одного от доброй супруги, как ни жаль. Он любит женщин — и кто его упрекнет? Как вам англичанки, Нус-Нус: резвая порода, а?
Он внезапно останавливается, вспоминая, каково мое состояние.
— Прошу прощения, сэр, я не хотел вас обидеть.
— Никакой обиды. Я по-прежнему могу оценить красоту живописи, даже если неспособен работать кистью, а дамы вашего двора восхитительны.
— У наш король пятьсот дети! — громко перебивает Шариф.
Наш спутник улыбается, явно не веря ни единому слову.
— И тысяча жена!
Я киваю:
— Исмаил хвалится тем, что у него есть женщины из всех стран, известных людям.
— Ммм, вот это коллекция! Должен признаться, мне вполне хватает одной. Мы пришли, не отставайте: здесь нынче повсюду карманники.
Внутри зал впечатляет еще больше: я удивляюсь, как такое великолепное помещение можно отдать под простой рынок, о чем и говорю.
— В остальное время здесь заседает суд! — кричит в ответ мистер Пипс. — Видите, там, наверху, мрачные украшения?
Он указывает на три темных неразличимых предмета, висящих с одной из балок.
— Это головы предателей, приговоривших отца короля к смерти в этой самой палате — Кромвеля и его генералов, Айртона и Бредшо. Их оставили как напоминание о том, что ждет бунтовщиков против короны.
Я усмехаюсь:
— Наш монарх поступает точно так же.
— Восемьсот голова на стене Мекнес, — радостно выпаливает Шариф.
— Восемьсот? — Мистер Пипс встречается со мной глазами. — Пятьсот детей, восемьсот голов и тысяча жен — сколь изобильная страна Марокко!
По всему залу стоят прилавки, на которых торгуют самыми разными товарами. Сквозь толпу покупателей пробираются разносчики, несущие лотки со сладостями, гребешками, апельсинами, ножами. Я замечаю торговца тетрадями и рожками чернил и совершаю покупку; после долгих раздумий каид приобретает большой мешок имбирных пряников. Торговец домашней птицей побивает соперников, выставив павлина на поводке. Выглядит павлин плачевно. Разносчик предлагает горячее ослиное молоко. Мистер Пипс направляется прямиком к прилавку, где торгуют дамскими штучками, и проводит, глазея на хорошеньких покупательниц, столько же времени, сколько рассматривает сам товар. Я наблюдаю, как он заговаривает с одной дамой, и вижу, как она заливается краской и спешит прочь. Он пожимает плечами, потом возвращается к нам.
— Идемте, поглядим на шарлатанов: они такие забавные.
В дальней части зала торговцы взобрались на ступеньки, чтобы слышнее было, как они нахваливают товар. Вокруг каждого толпятся зеваки, в основном мужчины. Один предлагает настойку трав «темного африканского континента, которая непременно заслужит благодарность ваших жен! Принимаешь раз в день — хватает на всю ночь». Он прикладывает палец к носу и наклоняется к слушателям, изображая доверительный разговор.
— Она за вами не угонится: придется завести на стороне любовницу, а то и двух!
Дело у него идет бойко.
— У вашего короля, должно быть, неплохой запас подобных трав, — смеется мистер Пипс.
— Он не надо, — горячо произносит Шариф, восприняв это как обвинение.
Следующий шарлатан размахивает чем-то, удивительно похожим на бычий уд — каковым предмет и оказывается. Еще он продает мужские части льва, тигра и кита; и снова загадочные африканские травы, которые мне кажутся простой девичьей ромашкой, буквицей и рутой.
Третий предлагает «универсальную фармакопею», в состав которой входят камни-безоары, мох с черепа казненного преступника, слюна постящегося и моча «чистого мальчика».
Вокруг последнего шарлатана столпились женщины. Он держит в высоко поднятой руке стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью — как он утверждает, «чистой майской росой, собранной под могучим дубом на заре; лучшее средство для восстановления безупречной кожи лица, даже для тех, кто отмечен оспой». Я не могу не рассмеяться. Даже в Марракеше, где полно своих шарлатанов, никому бы не сошла с рук торговля обычной водой. Еще у него есть «горошины здоровья для избавления от лишнего веса». Когда я перевожу это Шарифу, он чешет голову.
— В Марокко, торгуя этим, много не выручишь.
— У нас, — объясняю я нашему провожатому, — женщины стремятся быть пышными. Каждый день едят протертые семена горькой дыни с медом, чтобы поправиться.
Мистер Пипс заводит глаза.
— Женщины. Обожаю их, но в свои сорок девять понимаю ничуть не лучше, чем в девятнадцать.
— А это для чего? — с любопытством спрашивает Шариф, указывая на клетку со щенками возле шарлатана.
Совсем крохотные зверьки, им не больше нескольких дней.
Мистер Пипс ведет нас прочь.
— Непостижимо, на что готовы люди в стремлении излечить мнимые изъяны и хвори. Боюсь, бедняжек сварят в вине, а потом отожмут соки — это якобы отбеливает кожу.
