особо ничего не меняла. Попытки представить себе его чувства, взглянуть на все его глазами стали особенной кисло-сладкой пыткой. Перл заставила себя погрузиться в него. Его воскрешение подарило ей катарсис, но в то же время было похоже на каннибализм. Встреча с Элтоном Пеллетье. Ее побег, когда она бросила Уайлдера, исчезнув с его записями. Разумеется, она изменила себе пол – стала Скаем. Это было логично – в конце концов, в «Гавани и кинжале» она сделала то же самое, много лет назад превратив себя в Скандара. Эта смена пола – словно прикрытие; так Перл чувствует себя безопаснее. В противном случае эти книги стали бы окнами в ее боль.
Может, она сделала линию Уайлдера и Ская слишком романтичной. Перл хотела, чтобы Уайлдер тоже испытал немного счастья – пусть и выдуманного, пусть и только в книге.
Уайлдер мертв. Он так и не постарел, не женился, не стал профессором. Именно эту часть Перл понравилось писать больше всего: в книге она смогла подарить ему все это. Было приятно представлять, как через тридцать лет он стал слегка ворчливым пожилым мужчиной. Перл было сложно придумать, как разовьются технологии через двадцать лет, – у нее никогда не удавались все эти научно-фантастические штуки, критики это постоянно подмечали.
В «Зеркальной гавани» Перл использовала целые куски из первого романа, «Гавани и кинжала», который преследовал персонажа Уайлдера. Точно так же, как вдохновившие роман события преследовали его много лет назад.
История Уайлдера закончилась здесь, в Свистящей бухте. Ну, или на лугу рядом с домом. Он не мог не воспользоваться идеей, которую много лет назад подбросила ему Харпер. Болиголов. Он действительно здесь растет. Перл тысячу раз это себе представляла – его последние моменты. Она заставляет себя не думать о том, что ей известно про болиголов. Жжение, боль, потеря мышечного контроля, слюноотделение, конвульсии.
Перл все еще помнит последние слова, которые ей сказала Харпер, прежде чем повесить трубку во время их последнего разговора.
«Ты это сделала».
Перл подарила ему лучший конец. Уайлдер пошел на луг, усеянный летними цветами. Но в ее версии он нашел под землей Ская, и все закончилось хорошо.
И с тех пор, как Перл это написала, ее преследует чувство – хоть она и понимает, что это глупость, – будто этот вариант и стал истиной. Она вполне может представить Уайлдера, который живет в этом доме со Скаем. Последние пару месяцев она чувствовала – нет, знала! – что с ним все в порядке. Что за какой-то тонкой мембраной между ней и иным миром Уайлдер все еще жив и здоров. Иногда, когда граница совсем истончается, она чувствует его присутствие. На кухне, когда он рассеянно проходит мимо нее, чтобы достать банку из шкафа. В постели, когда он лежит рядом с ней и тихо дышит. Иногда, просыпаясь перед рассветом, она даже как будто слышит клацанье его старого ремингтона на кухне.
Но, конечно, ей просто хочется в это верить. Новая книга Перл – просто книга. Ничего больше. И Уайлдер мертв. Его нет уже девятнадцать лет. В некоторые дни Перл вообще о нем не думает. Совсем.
Перл увидела это в его лице в гостинице, когда он стоял перед ванной с ножками. Той ночью, которую они провели вместе после встречи с Элтоном Пеллетье. Она увидела, что ее чувства не взаимны. И дело не в том, что ему не нравились женщины. Просто он не любил Перл. Не так.
Иногда она пытается убедить себя, что ее поступок по отношению к нему – не расплата за данный факт.
Сандра Харлоу оставила последние страницы дневника Уайлдера на столе в Свистящем коттедже. Это было первое, что увидела Перл, когда открыла дверь своего нового дома. Перл не знает, оставила ли их Сандра как утешение или как упрек.
Их Перл тоже использовала. За несколько лет она впитала в себя каждое слово. И теперь она использовала их в новой книге. Писатели на самом деле монстры, вспоминает она. Мы пожираем все, что видим. Окончание мемуаров Уайлдера всегда казалось ей странным. Он пишет, что возвращается в Свистящую бухту, что он и сделал. Но его интонация не печальная – озлобленная. Наверное, Уайлдер обнаружил, что не сможет написать свой роман-возмездие. Писательский блок преследует тебя везде, – это Перл знает точно.
Иногда она задумывается, что стало с тем печатным вариантом «Гавани и кинжала», который она послала Уайлдеру. Ее выдуманный Уайлдер в «Зеркальной гавани» сжигает его, но на самом деле его так никогда и не нашли.
Костер ревет и лижет ночное небо. Тихое море полно звезд. Где-то в темноте кричит тюлень.
Перл ждет и внимательно высматривает Харпер – но, конечно, та беззвучно появляется именно в тот момент, когда она отрывает глаза от дороги и наклоняется, чтобы налить себе попить. Внезапно Харпер просто оказывается перед ней у костра.
Она постарела – как иначе? В рыжих волосах седые пряди. Но на лице ни одной морщины и все то же лукавое выражение, что и раньше. На лице играют языки пламени, превращая ее серые глаза в черные дыры. Вступление к этому разговору, которое Перл уже отрепетировала у себя в голове, мгновенно из нее вылетело.
– Привет, Перл, – говорит Харпер. – Давно не виделись.
Перл делает глубокий вздох.
– Я думала, ты сделала аборт, Харпер. В школе ты всегда вела себя так, будто…
Харпер бледнеет и замирает.
– Она здесь, да?
Перл кивает. Она видит, какая неизъяснимая тоска появилась на лице Харпер.
– Я нашла ее, когда она лазила по старому дому Пеллетье.
– Я велела ей не приезжать, – Харпер резко опускается на песок. – Я не могу с ней встретиться. Это ловушка. Как ты могла так со мной поступить?
– Выпей, – говорит Перл. – Тебе это нужно. – А потом она вспыхивает, вспоминая.
Но Харпер не слушает.
– Стоило догадаться, что она найдет меня.
– Есть еще кое-что, – Перл протягивает Харпер полароид. Она положила его в чистый пластиковый пакет. Перл приходит мысль, что он похож на пакет для улик.
Харпер кидает на фотографию быстрый взгляд и говорит:
– Она сейчас в стесненных обстоятельствах. Ей
