Глава 53
Светлячки
В течение пяти дней в неделю жизнь на хуторке ничем неотличалась от старой. По-прежнему семейство Бачей «в поте лица своего»трудилось в саду, окапывая и поливая уже не черешни, а вишни и яблони. Иногда,впрочем, к нему присоединялись и Павловские.
Теперь между Петей и Мариной установились вполне дружеские,даже скучноватые, добрососедские отношения, что, впрочем, не мешало Пете иногдаскорее по привычке, чем по чувству, – бросать на Марину красноречиво-загадочныевзгляды, в ответ на которые она чаще всего украдкой показывала язык.
Но каждую субботу после обеда начиналось нашествие с БлижнихМельниц. Появлялись Мотя, Гаврик, Женька. Шел худой и высокий Синичкин, держапод мышкой собственную лопату, аккуратно завернутую в газету. Шагали поддеревьями в ногу, как солдаты, знакомый Пете по Ближним Мельницам старикжелезнодорожник со своим фонарем и матрос дядя Федя с большим медным чайником икараваем флотского житника под мышкой.
Всегда запыхавшись, прибегала со станции конкидевушка-учительница, прижимая к груди несколько тощих брошюрок с потрепаннымикраями.
Приходили и некоторые другие из числа постоянных воскресныхгостей Терентия – рабочие, которых Петя, когда жил на Ближних Мельницах,частенько видел то на улице, то в мастерских, то в палисадниках у хат.
Терентий приходил обычно последним. Он быстро снимал ботинкии пиджак, складывал их под деревом и сразу же начинал командовать:
– А ну-ка, братцы, бросай курить, становись на работу!
Он проворно распределял людей: кого на прополку, кого наокапывание деревьев, кого таскать из цистерны воду, кого поливать, кого навиноградник. Сам тоже брал лопату или цапку. Работали недолго – часа два, небольше. Но за это время успевали сделать гораздо больше, чем семья Бачей за всюнеделю. Потом все шли купаться в море, а когда возвращались, то чинноусаживались под деревьями в кружок, и Терентий отправлялся за ВасилиемПетровичем.
– Ну что ж, я готов, – неизменно говорил Василий Петрович,появляясь на террасе в свежевыглаженном чесучовом пиджаке, крахмальной сорочкес черным «учительским» галстуком, в твердых манжетах и шевровых ботинках сузкими носами.
Прямой и строгий, держа под мышкой тетрадку с конспектомсвоей лекции, к которой готовился несколько дней, он шел пружинистойучительской походкой, а Терентий почтительно нес за ним стул, захваченный натеррасе. При появлении Василия Петровича «ученики» пытались вставать, но онбыстрым движением ладони заставлял их сидеть и, отстранив стул, сам опускалсяна траву, как бы желая подчеркнуть особый, свободный и независимый характерзанятий.
Впрочем, это была единственная вольность, которую позволялсебе Василий Петрович. В остальном он ни в чем не отклонялся от самых строгихакадемических традиций.
– Итак, – говорил он, искоса заглядывая в конспект, – впрошлый раз, господа, мы с вами познакомились с жизнью первобытного человека,который уже умел добывать огонь, с помощью примитивных каменных орудий охотилсяна диких животных, но еще не научился возделывать землю и сеять хлеб…
И Петя, который иногда тоже подсаживался в кружок, чтобыпослушать лекцию, с удивлением видел перед собой не привычного, домашнего папу,милого, доброго, иногда несчастного, а совсем другого человека педантичногопреподавателя, так ясно и последовательно излагающего свой предмет.
Петя никогда не предполагал, что у отца такой красивый,звучный голос и что его с таким детским вниманием могут слушать все этивзрослые рабочие люди. Петя заметил, что они его даже боятся. Например, однаждыво время лекции дядя Федя, позабывшись, закурил. Тогда Василий Петрович вдругостановился на полуслове и посмотрел на дядю Федю таким ледяным, неподвижнымвзглядом, что дядя Федя зажал горящую цигарку в кулак, покраснел, вскочил наноги, вытянулся и, выпучив глаза, гаркнул по-матросски:
– Виноват, товарищ лектор! Больше не повторится.
– Садитесь, – холодно сказал Василий Петрович и продолжалразвивать свою мысль с того самого слова, на котором остановился.
А Терентий из-за его спины показал дяде Феде кулак, и тогдаПетя понял, что папа не только сам любит и уважает свое дело, но умеетзаставить уважать его и других.
Обычно с субботы на воскресенье все оставались ночевать нахуторке, чтобы, встав пораньше, продолжать работу в саду, поэтому сейчас жепосле лекций начинали готовить ужин.
Возле шалашей, сложенных из бурьяна и полыни, разводиликостер, ставили на него большой чугун – варили кулеш с картошкой и салом.Наступала ночь. Под деревьями было непроглядно темно, и казалось издали, что костергорит в пещере. Вокруг него двигались гигантские тени людей, доставая головамидо звезд. И все это напоминало Пете цыганский табор.
Когда поспевал кулеш, Терентий подходил к дому и звалВасилия Петровича:
– Милости прошу к нашему шалашу!
Через некоторое время у костра появлялся Василий Петрович,но уже на этот раз по-домашнему – в старой косоворотке и сандалиях на босуногу. Ему протягивали деревянную ложку, и он, присев на корточки, с видимымудовольствием ел да похваливал слегка придымленное огненное варево. Потом пилитакже слегка придымленный чай с житным флотским хлебом.
Иногда на огонек приходили знакомые Терентия, рыбаки сБольшого Фонтана, и приносили свежую рыбу – бычков или глосиков. Тогда ужинзатягивался далеко за полночь. Понемножку начинались политические разговоры –сначала осторожные, иносказательные, а потом все более и более откровенные итакие решительные, что Василий Петрович сначала притворно зевал, ерзал натраве, а потом говорил, вставая:
– Нуте-с, господа, не буду вас больше обременять своимприсутствием. Благодарствуйте за хлеб, за соль, а я лично отправляюсь набоковую. И вам советую. А кулеш был действительно бесподобный!
Его не удерживали. После ухода Василия Петровича тушиликостер и перебирались в шалаш Терентия, где при свете железнодорожного фонаряпродолжалась беседа уже совсем другого характера. Появлялась Павловская столстой, растрепанной книгой, завернутой в полотенце. Петя уже знал, что теперьсначала будут читать «Капитал» Маркса, последние номера «Правды», а потомрешать разные партийные дела.
Но присутствовать при этом не полагалось не только Пете, нодаже и самому Гаврику. На их обязанности лежала наружная охрана. Они должныбыли время от времени обходить вокруг хуторка, наблюдая за степью и в особенностиза дорогой.
