В случае если покажется кто-нибудь подозрительный, онидолжны были дать сигнал тревоги – выстрелить из берданки. Но кто мог появитьсяпоздней ночью в степи, далеко от города? Кому могло прийти в голову, что где-тов глубине фруктового сада, в маленьком шалаше, при свете железнодорожногофонаря, восемь или десять человек – простых рабочих, мастеровых,большефонтанских рыбаков – обсуждают судьбы России, судьбы всего мира,составляют листовки, решают партийные дела и готовятся к новой революции?
Однако Петя и Гаврик весьма строго и точно исполняли своиобязанности. У Пети за спиной висела старая берданка из хозяйства мадамВасютинской, а Гаврик то и дело опускал правую руку в карман, где у него лежалзаряженный браунинг, чего Петя даже не подозревал.
Сначала с ними за компанию вокруг хуторка ходили девочки.Марина, конечно, понимала, в чем тут дело, а Мотя простодушно думала, чтомальчики охраняют сад от воров, и она, затаив дыхание, шла на цыпочках за Петейи не сводила глаз с его берданки.
Она уже не только не сердилась на Петю, оказавшегося такимврунишкой, но даже любила его еще больше, особенно теперь, когда все вокругбыло так тихо, темно и таинственно, когда все давно уже спали, – не спалитолько перепела и сверчки, – и когда степь вокруг неясно серебрилась от звезд.
– Петя, а вы не боитесь воров? – спрашивала она шепотом, ноПетя молчал, делая вид, что не слышит.
Сейчас ему было не до любви. Да и вообще он дал себе словобольше не связываться с девчонками. Хватит! Пусть он лучше теперь будетодинокий, замкнутый, мужественный человек, для которого не существует женщин.Он напряженно всматривался в пустую степь, прислушивался к малейшему шороху. АМотя плелась за ним на цыпочках и шептала:
– Петя, а вы будете стрелять, если вдруг увидите воров?
– Понятное дело, – отвечал Петя.
– Тогда я лучше закрою уши, – изнемогая от страха и любви,шептала Мотя.
– Отстань!
Она умолкала, но через некоторое время за спиной у Петислышались странные звуки, как будто чихала кошка. Это сдержанно смеялась Мотя.
– Ты чего там хихикаешь?
– Вспомнила, как мы вас мутузили вместе с Маринкой.
– Дура! Это я вас мутузил, – бормотал Петя.
– Вы фантазер, – говорила Марина голосом своей матери.
Она вообще во время подобных ночных прогулок держала себявесьма сдержанно, солидно, как взрослая, больше молчала и шла все время рядом сГавриком, даже иногда брала его под руку. Хотя Петя и чувствовал при этомнебольшие муки ревности, но продолжал стойко играть роль человека, для которогоне существует любви.
Увы, любовь не только существовала, но ею была как быпропитана вся эта теплая степная ночь. Любовь была во всем: в темном небе,засыпанном серебристым песком мелких летних звезд, в хрустальном хоре сверчков,в мягких порывах теплого, почти горячего полуночного ветра, несущего пряныезапахи чабреца и цветущей полыни, в далеком лае собак и особенно в огонькесветлячка, который, казалось, горит где-то за тридевять земель, а на самом делестоило лишь протянуть руку – и мягкий, невесомый фонарик уже лежал на ладони,освещая вокруг себя крошечный участок кожи своим безжизненно-зеленым селеновымсветом.
Девочки собирали светлячков и клали друг другу в волосы.Потом они начинали зевать и скоро уходили в свой шалашик, плывя в темноте, какдва маленьких созвездия.
Гаврик и Петя оставались одни, продолжая охранять лагерь дотех пор, пока в шалаше Терентия не гас фонарь. Иногда он гас лишь на рассвете.
В эти предутренние часы Гаврик был особенно откровенен, иПетя узнавал много нового. Теперь для него было ясно, что уже началось новое,мощное революционное движение и во главе его стоит Ульянов-Ленин, которыйнедавно, по словам Гаврика, переехал из Парижа в Краков, чтобы находитьсяпоближе к России.
– И ты думаешь, она будет… революция? – спрашивал Петя, сусилием выговаривая это грозное слово.
– Не думаю, а наверное, – отвечал Гаврик и прибавлялшепотом: – Если хочешь знать, она уже вот-вот…
Затаив дыхание, Петя ждал, что он скажет дальше. Но Гаврикмолчал, не умея объяснить словами все, что он чувствовал и слышал от Терентия.Впрочем, Петя понимал и без слов. Ленский расстрел. Забастовки. Митинг в степиза Ближними Мельницами. «Правда». Драка с «союзником». Прага. Краков.Ульянов-Ленин. Наконец, эта ночь и этот фонарь в шалаше. Разве все это не былопредчувствием нарастающей революции?
Глава 54
«Усатый»
Скоро поспела вишня. Ее было не так много, как черешни, новозни с ней было не меньше. В самый разгар уборки неожиданно появилась мадамСтороженко. На этот раз она не въехала в усадьбу, а ее бричка остановилась завалом, поросшим дерезой, и мадам Стороженко долго стояла во весь рост наподножке, держась за голову одного из «персов», и наблюдала за уборкой.
– Босяки, хулиганы, пролетарии! – время от времени кричалаона, грозя большим парусиновым зонтиком. – Вы у меня посмотрите, как сбиватьцены на фрукту! Интересно знать, куда смотрит полиция!
Но на нее не обратили внимания, и она уехала, крикнувиздали:
– Клянусь богом, я закрою эту вашу лавочку!
На другой день на рассвете за вишней приехали платформы, иПетя видел, как, не доезжая до хуторка, прямо в степи с них сбрасывали какие-тотяжелые ящики, которые потом исчезли.
– Что это за ящики? – спросил Петя.
– А я думал, ты еще спишь, – с неудовольствием сказалГаврик, пропуская мимо ушей Петин вопрос.
– Нет, кроме шуток, что это за ящики?
– Какие ящики?.. – спросил Гаврик, сделав невинные глаза. –Где ты видишь ящики? Чудак, нет никаких!
Но Петя очень хорошо видел ящики.
– Не валяй дурака! – сердито сказал он.
Гаврик стоял перед ним, расставив ноги.
– Забудь! – сказал он строго.
Но его лицо светилось таким скрытым торжеством, такимлукавством, что Петю еще больше разобрало любопытство.
– Нет, ты все-таки скажи, что за ящики? – настойчиво спросилон, отлично понимая, что в этих ящиках, которые он случайно увидел, кроетсякакая-то важная тайна и что Гаврику ужасно хочется похвастать этой тайной. Ну?– еще более настойчиво спросил Петя.
