- Удивительное сходство, - задумчиво говорил он, рассматривая рисунок за рисунком и осторожно откладывая их в сторону. Пересмотрев все, аккуратно сунул их в файлик, почти не глядя, автоматическим движением провел пальцами, выравнивая стопочку бумаг на столе. Педант? Аккуратист? Постоянно работает с документами? Но он сказал – пограничник… Я мало знала о пограничной службе. На память приходили следовые полосы, проложенные специальными машинами, служебно-сторожевые собаки, погони за нарушителями, красивая зеленая форма – нормальный взгляд на незнакомую профессию со стороны.
- Не представляю себе, - задумчиво ответил он на мой вопрос об аутентичных наградах Ивана Дружанина, - все мои предки по мужской линии были военными, а это бесконечные переезды. Могли просто утерять. И были ли они в семье вообще…?
Еще я осторожно поинтересовалась судьбой Ваниной жены, и Николай слегка нахмурился.
- Вам неприятно, что я, по факту, стала любовницей вашего женатого предка? – удивилась я такой ранимости, но нет – он объяснил:
- Мне не пришло бы в голову осуждать за это. Даже если бы там была крепкая семья, но его жена – почти легенда для родни, как и сам Иван. Про фронтовика все понятно – его помнят и гордятся им, а вот с ней другая история – ее судил семейный суд. Раньше такое происходило на Дону… да вы сами должны знать, - с вопросом заглянул он мне в глаза.
Я кивнула – да, действительно, раньше были суды станичные и семейные. Собирались самые мудрые и влиятельные люди или старшая родня и зачастую решали судьбу, а иногда - даже жизнь конкретного человека, потом собирали станичный или хуторской сход и знакомили всех со своим решением.
- Это одна из семейных баек – особые подробности, само собой, утрачены, но основное я расскажу вам: они женились очень рано – обоим не было двадцати. Стешка была женщиной видной, сильной и волевой. Это неплохо, но в семье шла тихая война – она боролась с мужем за власть в ней, за возможность диктовать и устраивать все без исключения по-своему. Ивану уже давно предлагали хорошую должность в соседней станице, и тогда он согласился, чтобы быть дальше от дома и от нее. Работал… Не знаю – был ли у него там кто или нет, но когда его провожали на фронт, молоденькая учительница бросилась ему на шею – прощаться. Очевидно, была влюблена. Это произошло на глазах всей родни и жены тоже. Стешка прокляла его… Вы верите в проклятья? – спросил он меня.
- Ох, я теперь во столько всего верю… рассказывайте дальше, - прошептала я. Ира и Коля промолчали, и он улыбнулся и продолжил:
- На дальних хуторах и не только, - с иронией взглянул он на Колю, - до сих пор сильна вера во всякую мистику – сглазы, наговоры, привороты, проклятия – люди верят во все это, а раньше верили и того больше. А тут их родственник уходит на фронт и такая сцена… некрасивая, тяжелая, а главное – уже ничего нельзя исправить или переиграть. Собралась родня, позвали ту учительницу… короче – выяснилось, что это был спонтанный порыв влюбленной девушки, такое прощание. Связи между ними и измены жене не было. Если бы она выслушала мужа, все выяснилось бы, но там давно уже… очевидно, любви давно не осталось, и она выплеснула на него всю свою ненависть – не знаю, насколько там кипели страсти. Суд решил и Стешку изгнали из семьи, отреклись от нее. Один их сын погиб на фронте, другой – мой прадед потом, тоже был почти взрослым уже парнем…
- И что с ней случилось дальше? Где она жила? – печально спросила я, отмечая, что сын все-таки погиб и немного радуясь тому, что Ваня так и не узнал об этом.
- Ее не выгнали из их с Иваном дома, просто перестали общаться. Даже письма с фронта для нее почтальон отдавала родне. Может, Иван хотел оправдаться или подробнее узнать о детях… потом хутор был под оккупацией, сейчас его нет вообще. Мой отец уехал с Дона в восемнадцать и с тех пор я был там считанные разы, с родней у нас мало общих интересов – только история. Алена… - вдруг резко сменил он тему разговора, - почему вы живете в квартире Ирины? Так понимаю, что вы в разводе?
- Я строю для себя и дочки дом. С жильем у меня скоро все будет в порядке. Просто небольшая задержка – я потратила на покупку земельного участка несколько миллионов. Зато теперь у нас во владении самое красивое место в городе.
- Разрешите мне тоже поучаствовать в этом строительстве – финансово? - вежливо спросил он.
- Не нужно, никто не виноват, что я замахнулась на такую красоту, - отмахнулась я. Он считает условия проживания у Иры плохими? Нормальные условия, но Ира копит на хорошую большую квартиру и скоро купит ее. Тянуться ниточкой за ней мне не хотелось, а значит, нужно быстрее строить дом. Можно было бы, конечно, переехать в свою бывшую хату - Олег скоро уедет. Но это будет означать продолжение тягомотины между нами, потому что квартира записана на него. Я буду жить там с дочкой, а он – опять строить свои планы.
- Я очень хотел бы увидеть этот участок, хотел бы подольше побыть здесь и ближе узнать Аню и вас тоже, Алена… - медленно, аккуратно подбирая слова, говорил Николай, - но вижу, что… не стоит этого делать. Завтра я уезжаю в Москву по службе, а потом – сразу домой. Разрешите мне звонить вам иногда и узнавать, как тут Аня… и вы тоже. Надеюсь, я имею право на маленькие подарки, как родственник?
- На маленькие. Да, - жадно вглядывалась я в его лицо напоследок. А он грустно улыбался, обещая:
- Исключительно маленькие.
Уже поздно вечером я покормила и уложила спать Аню и решила проводить мужчин до стоянки такси. Ира осталась дома. Дневная жара ушла, горели фонари, народ уже не бежал по тротуарам с работы, а чинно прохаживался, прогуливаясь, как и мы. Я шла между двумя Николаями и думала о том, какое бы желание мне загадать? Чтобы все были здоровы? Чтобы не случилось так, что я в какой-то миг пойму, что мне хочется большего и стану сходить с ума от одиночества, как Ирка? Нет, пускай все идет так, как и предназначено. Все равно стать счастливой мне не даст тот самый груз вины, который давит на плечи и окрашивает окружающее в серый цвет. Если бы Иван не подарил мне Аньку, я… нет – выжила бы, конечно, но просто не представляю себе - какой ценой?
От Коли приятно пахло туалетной водой, а Николай не пользовался парфюмом. Я не стала спрашивать об этом – там могло быть связано с профессией. Опять мне вспомнились пограничные дозоры и засады в густых кустах.
Когда мы дошли до стоянки, Николай, молчавший все это время, резко повернулся к Коле и попросил, даже не попросил, а просто сказал так, что не выполнить его просьбу было бы невозможно:
- Коля, оставь нас на несколько минут. Пожалуйста.
Брат отошел всего на пару шагов, а потом, видимо поняв, что мы все равно будем на виду… сел в машину и прикрыл дверку. Николай повернулся ко мне и спросил:
- Мне не понятно одно… Алена, давай уже на «ты»! Все-таки родственники по дочери, - кивнул на мое согласие и продолжил: - Не понятно одно - ты любишь мужчину… пускай и вот так – сердцем и памятью, но это тоже… сильно и придает жизни смысл, окрашивает ее… это понятно. Есть долгожданный ребенок от него. Ты строишь свой дом, любимая работа… Что тогда ест тебя изнутри? Ты была другой там - на вокзале, горела пожаром, зажгла меня…, а сейчас чадишь угасающим костерком. Да, я – не он. Но ты уже оправилась от этого знания, должна бы прийти в себя, но есть что-то еще, я чувствую это по твоей улыбке – ты плачешь ею… когда смотришь на меня. Это же не просто ностальгия?
