Не прибавив более ни слова, он бросился к Ящеру и вскочил в седло.
«А ты ее любишь! — удивленно молвил Ящер. — Иначе зачем ты оставляешь ему жизнь?»
«Молчи, — отозвался Перун. — Сначала я должен разобраться с Дивой!»
«Убьешь ее?»
«Еще не знаю!»
«Вспомни, что ты ее любишь! Вспомни о ее сыновьях! Подумай, пока не поздно — едешь ли ты карать или миловать. И кого?»
В мозгу Ящера снова ясно всплыл образ горящей кузни, и впервые в жизни Перун не нашел, что ответить другу.
Таран посмотрел вслед стремительно умчавшемуся Перуну. Только сейчас он заметил, что на границе поляны столпились воины. Не решаясь попасть на глаза боевому вождю и богу, они прятались за деревьями и только теперь вышли вперед. От осознания того, что они все видели, Тарану стало стыдно. Не обращая внимания ни на кого, он бросился прочь с поляны — искать, на ком выместить досаду.
В тот же миг Эпона ринулась к дубу.
— Велес! — закричала она. — Велес, ты жив?
Не добежав нескольких шагов, она застыла на месте — ноги отказались ей служить. В листве что-то зашевелилось, сучья раздались в стороны, и Велес спрыгнул наземь, отряхиваясь от трухи.
Колени Эпоны подогнулись, и она беззвучно осела на землю. Изгнанник бросился к ней, вскинул на руки — и девочка ткнулась лицом ему в плечо, обхватив руками шею и еле сдерживая слезы.
— Это ты привела Дагду? — тихо спросил у нее Велес. Эпона кивнула.
— Спасибо, — ответил он и понес ее к старцу.
* * *
Ящер забыл о том, что на свете существуют усталость и голод. Не останавливаясь ни на миг, он проделал весь путь до северных гор. Задержался он только однажды, на обрыве над морем — для того, чтобы скинуть поднадоевшее обличье коня и снова стать самим собой. За все девять дней пути он ни разу не сомкнул глаз, ни разу не остановился поохотиться. Огромный зверь мог, если надо, долго обходиться без пищи и отдыха, но Перун был менее вынослив. Ему ни часа не удалось вздремнуть, и в животе все давно уже притихло, устав напоминать о себе. Только упорство и упрямство до сих пор поддерживали его да еще Ящер, который зорко следил за тем, чтобы его подопечный не задремал, пока они парят над морем. Чуть только уставший Перун склонял голову на грудь, Ящер принимался выделывать в небе такие фигуры, что привычный к высоте Перун зеленел, судорожно цепляясь за чешую и борясь с дурнотой.
Ящер знал свое дело, нарочно не давая Перуну успокаиваться. Если не переворачивался в воздухе вверх тормашками, он изводил витязя воспоминаниями. Образы Дивы, Ршавы, Тарха, Велеса и горящей кузни сменялись в воспаленном мозгу Сварожича, и зудел голос зверя: «Думай, думай, пока не поздно!»
— Объясни, что ты от меня хочешь? — наконец взмолился Перун.
— Ты должен понять, что, стремясь искоренить зло, сам совершил преступление и тебя тоже ожидает кара, — хладнокровно отозвался Ящер. — Я удивляюсь твоим братьям — как они не отвернулись от тебя, почему сообщили, что с твоей женой беда — ведь ты причинил ей столько зла, что они должны были спрятать ее от тебя! Ведь ты же неисправим! Ты убьешь ее, если увидишь!
— Ты в этом уверен? — Кулак Перуна врезался в чешуйчатую спину.
— Конечно! — безжалостно продолжал Ящер. — Это видно всем, даже мне, хоть я и люблю тебя. Ты несдержан, безрассуден, вспыльчив и гневлив без меры! В мое время таких, как ты, изгоняли! От них отрекался род — ведь тот, кто убивает своих, тем более женщин и детей, не должен жить с людьми! И если кто-то из твоей родни вспомнит об этом законе, я буду на их стороне!
— И бросишь меня? — ужаснулся Перун.
— Так велит закон.
— Так ты везешь меня на суд? — догадался Перун, чувствуя, как похолодело все внутри.
— Не бойся, — к вящему ужасу витязя Ящер утробно рассмеялся, — тебя не обязательно убьют. Если ты раскаешься, то будешь лишь изгнан навеки, а если поклянешься всей жизнью искупить свою вину, могут и простить при условии…
— При каком? — немедленно спросил Перун, но Ящер замолчал, предоставив приятелю наедине с собой мучиться от тяжелых дум.
Под крыльями Ящера замелькали северные горы — где голые бесплодные скалы, где густые дикие леса, изрезанные ущельями, руслами рек и морских заливов-фьордов. На их берегах гордо высились замки, кое-где на плато виднелись другие поселения. До владений патриарха Сварга было еще полдня полета, но Ящер мог теперь не беспокоиться о том, чтобы не давать Перуну спать — его другу было не до сна.
Упираясь руками в жесткую холку зверя, Перун невидящим взором смотрел перед собою. Самые черные думы о своем будущем теснились в его голове. Он не предполагал, что его могут осудить на смерть или изгнание, но вдруг это случится? Он знал, что изгнанником был Велес. Все эти годы он где-то жил, а где жить ему, Перуну? В каком городе? Или в одиночестве в лесу? А сможет ли он жить совсем один? Ведь тогда и Ящер его покинет — кто же захочет делить изгнание с преступником?..
Остаток пути Ящер упрямо молчал, не обращая внимания на настойчивые попытки Перуна заговорить с ним. Мало того — не скрываясь, так, чтобы витязю был ведом его поступок, он еще на подлете дал знать о себе в замок. Это заставило Перуна почувствовать испуг — выходило, что его там будут ждать, и вряд ли с добрыми намерениями.
Замок отца встретил Сварожича молчанием. Немногочисленная стража даже не покосилась на крылатого зверя, и только одна фигурка выскочила из башни и поспешила за ворота. Сокол Рарог, что во время полета кружил над головой Ящера, с призывным клекотом кругами пошел ей навстречу. Человек остановился на подъемном мосту, заслонив глаза от солнца, и махнул рукой Ящеру, указывая, что он должен сесть в полуверсте от замка.
Поняв этот жест и увидев, что его друг беспрекословно подчинился, Перун упал духом. Он покорно позволил довезти себя до места, спешился и с убитым, но все еще непокорным видом стал ждать бегущего к ним сломя голову Стривера. Тот был почему-то один, без охраны для пленения преступника, и Перун немного воспрянул духом — если его не возьмут сразу, он сделает все, чтобы избежать наказания.
Стривер подбежал и бросился к брату:
— Наконец-то! Знаешь, как мы тебя ждали!
Сокол кружил над ним с задорными криками, норовя опуститься на голову.
Стривер хотел было обнять брата, но Перун отстранился.
— Я готов признать свою вину, — быстро сказал он, — и искупить свершенное, если ты поможешь мне оправдаться!
Стривер вскинул удивленный взгляд на Ящера:
— О чем это он?
Огромный зверь замер над братьями, как утес, и даже не пошевелился. Потом его янтарного цвета глаз ожил, нашел Стривера и подмигнул ему.
— Как? — воскликнул Перун, быстро сообразивший, что, на его удачу, Стривер ничего не понял. — А разве я не объявлен преступником и убийцей?
